В прошлом году я тоже пыталась отпроситься на вечеринку в честь каникул. Мама тогда пустилась читать нотации про алкоголь, который нельзя пить в таком возрасте, про то, как опасно после спиртного садиться за руль и ехать по замерзшей дороге. Можно подумать, живи мы во Флориде, она бы сама мне подливала за рулем – главное, не в сезон ураганов.
Я не стала тогда делать из нее дуру и клясться, что спиртного не будет или что я не стану пить. Моя успеваемость и так обеспечила мне прочное место в самом низу общественной иерархии. Так что изображать заучку, которая отказывается пить на вечеринке, куда все пришли с единственной целью – надраться, я не собиралась.
С полным ртом картофельного пюре я спросила, можно ли мне пойти на вечеринку. Я очень надеялась, что они ничего не поймут и скажут «да». В общем, надеялась на нечеткую дикцию. Но план провалился.
Улыбка сошла с маминого лица.
– Мы уже это обсуждали. Кроме того, ты в последний раз превзошла все мыслимые и немыслимые ожидания, так что…
– Можешь пойти, – сказал папа, подцепив кусочек стейка.
Мама уронила вилку.
– Выйдем на кухню! – процедила она сквозь зубы.
Нужды выходить не было – через тонкую дверь все было прекрасно слышно. Да они и не пытались говорить тихо.
– Это опасно. Очень. – Каждое мамино слово звучало как выстрел.
– Джоанна, все плохое, что могло случиться, уже случилось.
– Нет! Она чуть не умерла.
– Мы думали, что умерла, – тихо произнес папа.
Они молчали. Долго. Затем мама сказала:
– Я уже потеряла ее один раз…
– Есть масса других способов потерять ее, и ты прекрасно об этом знаешь. Ей семнадцать. Сколько тебе было, когда ты в последний раз говорила с родителями?
Мама вспоминала о родителях только в связи с какой-нибудь гадостью. От отца она унаследовала слабое зрение, от матери – плохие зубы. Она никогда не говорила, в кого у нее были орехового цвета глаза, ямочка на левой щеке, – а эти особенности внешности перешли и ко мне. Бабушка с дедушкой давно умерли, я их никогда не видела. Поразительно, что отец пустил в ход этот аргумент.
Родители вернулись на кухню, сели за стол.
– Можешь идти, – повторил папа. – Стейк просто великолепен.
Я смотрела на них во все глаза.
– Мама, почему ты перестала разговаривать с родителями?
Мама метнула на отца быстрый взгляд, отбросила салфетку, встала из-за стола, извинилась и ушла на кухню скрести кастрюльки. Папа покачал головой.
– Завести детей много ума не надо, – сказал он.
Мама яростно и шумно набивала посудомойку.
– Ну, все равно они уже умерли, – сказала я.
Отец отложил вилку, промокнул уголки рта салфеткой.