Я кивнул, и он продолжил:
– На четырнадцатом этаже одного из этих домов живут мужчина и его жена. Стена их гостиной является задней стеной здания. На четырнадцатом этаже соседнего дома живут их друзья, и стена их гостиной является задней стеной их здания. Другими словами, эти две пары живут в паре футов друг от друга, поскольку задние стены почти соприкасаются. – Мужчина улыбнулся. – Но когда Робинсоны хотят навестить Брэденсов, они идут из своей гостиной к парадной двери, шагают по длинному коридору к лифтам, спускаются на четырнадцать этажей вниз и, оказавшись на улице, обходят квартал. А кварталы здесь длинные, и в плохую погоду они иногда берут такси. Они заходят в соседнее здание, минуют вестибюль, поднимаются на четырнадцатый этаж, шагают по коридору, звонят в дверь и наконец оказываются в гостиной своих друзей – всего в двух футах от собственной гостиной.
Он шагнул обратно за конторку, а я вернулся на прежнее место по ту ее сторону.
– Могу сказать вам только одно, – продолжил мужчина, – путешествия Робинсонов похожи на космические путешествия – реальные преодоления огромных расстояний. – Он пожал плечами. – Но если бы они могли пройти сквозь эти два фута стены, не повредив ни себя, ни стену, то… именно так мы и путешествуем. Мы не пересекаем пространство – мы его избегаем. – Он улыбнулся. – Вдох здесь – выдох в Верне.
– Именно так они туда и попали, да? – тихо сказал я. – Люди на картинке. Вы забрали их туда.
Он кивнул, и я спросил:
– Почему?
Он снова пожал плечами.
– Если вы увидите, что дом вашего соседа горит, разве вы не попытаетесь спасти его семью? Всех, кого сможете?
– Да.
– Мы тоже.
– Полагаете, все настолько плохо? У нас?
– А как вам самому кажется?
Я подумал о заголовках в утренней газете, сегодняшней и всех предыдущих.
– Не слишком хорошо.
Он кивнул и сказал:
– Мы не можем забрать вас всех или хотя бы многих. Поэтому проводим отбор.
– Давно?
– Очень давно. – Он улыбнулся. – Один из нас был членом кабинета Линкольна. Но лишь перед вашей Первой мировой войной мы поняли, что грядет; до этого мы были простыми наблюдателями. Мы открыли первое бюро в Мехико в тысяча девятьсот тринадцатом. Теперь у нас есть отделение в каждом большом городе.
– Тысяча девятьсот тринадцатый, – задумчиво пробормотал я. – Мехико. Постойте! Неужели…
– Да. – Он улыбнулся, предвосхитив мой вопрос. – Амброз Бирс [15] присоединился к нам в том году или в следующем. Умер в тысяча девятьсот тридцать первом, в очень почтенном возрасте, и написал еще четыре книги, которые хранятся у нас. – Мужчина перевернул страницу назад и показал дом на первой большой фотографии. – Здесь он жил.