Вскоре в коридоре послышались быстрые, уверенные шаги, скрипнула дверь, и его всеберущество по-хозяйски прошел в спальню.
Ни тебе вежливо поинтересоваться, может ли он войти, ни хотя бы коротко постучать.
Я прикрыла глаза, придавая себе максимально безмятежный вид.
Еще несколько шагов, под тяжестью которых жалобно заскрипел пол, и я каждой клеточкой своего тела ощутила скользящий по мне взгляд герцога.
— Что вы делаете? — хмуро спросил он.
— Как что? Лежу.
— Лежите? — непонятно чему удивился де Горт.
Наверное, привык, что невесты его встречают в раскорячку в реверансах, а не прохлаждаются на кроватях.
— Лежу, — подтвердила. — Расслабляюсь, дышу глубже и настраиваюсь на выполнение своего наиновского долга. Покорная, смиренная, на все согласная и ко всему готовая.
Короче, фиг тебе, а не азартная охота.
— С чего бы это? — недоверчиво хмыкнул хальдаг.
Оставив без внимания его вопрос, я приподнялась на локтях и с самым послушным видом спросила:
— Мне сразу раздвигать ноги или ваше всемогущество предпочитает начать с прелюдий?
— Давно вернулся?
— Пару часов назад.
— И сразу же сбежал из своего цветника, — с усмешкой констатировал молодой хальдаг, опускаясь в кресло возле камина.
В соседнем устроился де Горт. Держа в руке бокал с вином, время от времени легко взбалтывая его и поднося терпкий напиток к губам, он смотрел, как в каменном зеве камина — имитации разверзшейся драконьей пасти — лихорадочно мечутся языки пламени.
Его успокаивали эти метания, расслабляли. Вот такое вот незатейливое времяпрепровождение — просто сидеть и смотреть на огонь — герцог предпочитал шумным попойкам с друзьями и обществу куртизанок. Здесь, в стенах братства, это стало его маленьким ритуалом. Огонь и тишина помогали очистить сознание, прогнать из головы любые мысли, не думать ни о чем.
Но сегодня не думать не получалось.
В голове занозой засели воспоминания, назойливые, яркие, об успешной охоте в Шархе. Он быстро выследил нэймессу и очень быстро ее убил. Хотел бы точно так же легко о ней забыть, да только образ иномирного существа по-прежнему стоял перед глазами. Еще почти дитя… Нэймесса почувствовала его магию и сама на него набросилась, напуганная, обозленная, голодная. Он поймал ее на живца, на себя, и сделал то, что сделал бы на его месте любой другой воин — уничтожил.
Больше она никому не причинит вреда.
Больше этот ребенок никого не убьет.
Порой образ иномирного создания, поджидавшего его в глухой лесной чаще, вытесняло другое — создание еще более странное, диковинное, чем все пришлые, вместе взятые. Сиротка Филиппа. Воспитанница обители. Девица скромная и тихая.