«Гад несусветный!» — Яня остервенело глянул на переводчика, затем неожиданно сделал глупое лицо и закрестился.
— Ты что там искал? — спросил вялым, уставшим голосом человек в гражданском костюме.
— Молился, ваша милость.
— То есть как «молился»? — удивленно и оживленно проговорил переводчик. — Ты же полз лицом в землю?
— Обет богу отцу, сыну и духу святому дал, ваша милость: проползу на брюхе сорок верст, пускай только простит.
— Что простит?
— Грех великий: в большевиков верил.
Переводчик, ухмыляясь, о чем-то долго советовался с военным, затем незаметно подмигнул Яне, как бы говоря: «Валяй. Давай так».
«Ага! Из наших!» — обрадовался Яня и еще пуще закрестился, говоря:
— Что ж, и богу не дадут помолиться? А я думал, вот пришла власть верующая. Отмолюсь за грех свой — и делу капут.
— Где ты живешь? — спросил его переводчик.
— Елки. Деревня, — наобум ответил Яня. Каратель долго смотрел на карту, поводя пальцем, и, не найдя деревни с таким названием, зло крикнул:
— Найн! В-врешь!
— Да ведь она далеко… далеко отсюда… Тамо… тамо, — Яня почему-то замахал рукой в потолок. — Далеко.
Каратель брезгливо глянул на него и махнул рукой. Новые солдаты подхватили Яню, стащили по лестнице и втолкнули в подвал.
3
Тяжелая, дубовая, на ржавых петлях дверь захлопнулась.
Яня несколько минут стоял, не трогаясь с места, пока «не привыкнут глаза», и вскоре увидел: перед ним рыжеватая, замасленная дыба, за ней в потолок ввернуты два железных кольца, и к ним привязаны полотенца.
«Видно, пытают, а потом руки моют», — решил он и осторожно подошел к дыбе.
То, что казалось ему перед этим маслом, оказалось застывшей кровью. Он ногтем поддел ее, и она потянулась, как мокрая бумага.
«Ой, крови сколько пролили! Значит, и меня попробуют на этой штуке! — с ужасом подумал он и шагнул к маленькому, узенькому окошечку; стекло в окошке было выбито, осколки тщательно убраны, только торчали из углов, как пики, железины. — Даже зарезаться не дадут. А повеситься можно, — и Яня снова пристально посмотрел на полотенца, затем подошел к ним, примерился. — Вполне можно. Я это и сделаю. Только жалко, вот ведь чего!».
В это время дверь отворилась и вошли два солдата. Яня отпрянул от полотенец, боясь, что солдаты разгадают его затаенные мысли. А те поманили его к себе.
«Перервать глотки? Шумно будет: сбегутся другие», — подумал Яня и шагнул к солдатам.
Солдат поставил под кольцами скамеечку и показал Яне, что ему полагается на эту скамеечку встать.
«Значит, повесить хотят. Встану, — решил Яня. — А как только петлю на шею, сорвусь и скамеечкой по башкам!»