Все сделано, чтобы принять бой… и вот новое задание — сняться и переправиться за Днепр. Сняться? Это значит бросить все: склады, блиндажи, доты, дзоты, завалы, — оголить место и дать возможность тут засесть немцам.
Что же делать?
— Так прикажете, товарищ генерал, подать самовар? — перебил мысли Громадина Иголкин.
— Да. Самовар.
А когда самовар, фырча, бушуя и ударяя горячим паром в потолок, водрузился на столе, генерал, обращаясь к своему повару, застенчиво, как это делают ребята, когда просят сладенького, попросил:
— Ты, дорогой мой, погрел бы нас чем-нибудь… и с приездом поздравил бы.
Повар — человек лет под пятьдесят, тощий и юркий, — ухмыльнулся:
— Не стоит вам беспокоиться, товарищ генерал: Иван Акимыч всегда готов, — и, вынув из карманов две бутылки коньяку, поставил их на стол, затем у него откуда-то появились рюмки.
Расставив аккуратно все это на столе, он махнул рукой, и помощник торжественно подал вареную картошку — любимое блюдо Громадина. Повар же, разлив по рюмкам коньяк, глядя на Громадина, произнес:
— С приездом вас, Кузьма Васильевич.
— А сам чего ж?
— Не пью. Зарок дал.
— Что, не пьешь эту влагу? И самогон тоже?
— Нет. Самогон — он, как рашпиль, в горло идет. А это что? Масло.
Все потянулись к рюмкам, но, увидав, что Громадин оттолкнулся от стола, став опять каким-то далеким, отпрянули, а Гуторин подумал: «Зачем он это затеял в такой час?»
«Как же быть? Как быть? — напряженно думал в это время Громадин. — Приказ-то надо выполнить, но ведь его и по-глупому можно выполнить! А почему нам всем сниматься?» — мелькнула у него мысль, и он посмотрел на Иголкина:
— Карту!
На втором столе начальник штаба быстро расстелил карту. Все сгрудились около нее.
— А почему всем? — как бы про себя проговорил Громадин и спросил: — Сколько у нас… народу?
— Бойцов, женщин и детей около сорока тысяч, — ответил Иголкин.
— «Около» начальнику штаба не полагается говорить.
— Тридцать девять тысяч четыреста два человека, товарищ генерал. Это на вчерашнее число. Сегодня, возможно, новые прибыли.
— Вот это хорошее «около»… Так. А бойцов?
— Двадцать семь тысяч шестьсот восемь.
— Многовато неспособных-то. Хвост-то какой! — протянул Громадин и снова подумал: «А почему всем? А если пять тысяч поднять? Ну, семь, десять? Об этом бы надо поговорить с Москвой. А там тебе скажут, что ты не знаешь, как быть и как бить!» — и, обращаясь ко всем, спросил: — Как же быть, товарищи?
Гуторин, уловив основную мысль Громадина, сказал:
— Правильно. Зачем всем? Половину снимем, ну, две трети.
— Одну треть, — решительно кинул Громадин. — Одна треть — это тоже ведь лавина. Так приказываю: одну треть. И главным образом молодых: в таком походе ноги нужны.