И штабная машина закрутилась.
Иголкин начал подсчитывать, сколько следует взять с собой пушек, пулеметов, гранат, автоматов, откуда взять, где снять пушки, а Гуторин сел за рацию и, вызывая того или другого командира отряда, певучим голосом приказывал:
— Выделить одну треть. Лучших. Молодых. Вооружить. На смотр. Завтра вечером прибудет генерал — смотр устроим. Да. Да. Смотр. Конец.
На это понадобилось часа два или три, но тут возник новый вопрос: как сняться? Можно сняться с боем: обрушиться на какую-либо немецкую часть, сокрушить ее и двинуться дальше. Но в данном случае зачем такой шум? А нельзя ли сняться тихо, незаметно для врага?
— Главное, — заговорил Гуторин, — нам надо пробиться через первую линию, а там мы как дома.
— Да, комиссар. Пробиться. Но как пробиться? С шумом или без шума?
Гуторин долго думал и вдруг спохватился:
— А через полковника Киша? Ведь он, как вы недавно сказали, без пяти минут наш.
— «Без пяти-то» и бывают самые трудные. Знаете, что значит во время хлебозаготовок пять процентов, три процента? Так вот идет хорошо, хорошо, и вдруг область споткнулась: три процента не добрала.
Все знали, что неподалеку в селе стоит мадьярский полк под командованием полковника Киша. Известно было и другое. Киша немецкий генерал-эсэсовец Вильдемут на вечеринке ударил по лицу, и с тех пор тот затаил не только на него, но и на всех эсэсовцев сокрушительную злобу. Он уже несколько раз тайно засылал к Громадину людей, предлагая заключить союз с партизанами.
— Подождем. Пусть они его еще вздрючат, тогда злее будет, — говорил Гуторину Громадин.
— А вот теперь в самом деле лучшего и желать не надо.
— Угу. Пожалуй, — сказал генерал и подумал: «Надо послать Татьяну Яковлевну и проверить: приготовил ее Вася или нет? А вдруг Киш бабахнет из пистолета ей в лицо. Ведь я его представителей давно не видел. Может быть, уже крест получил и пощечину забыл. Ну, мы тогда с него с живого шкуру спустим», — и приказал: — А нуте-ка, Вася, позовите Татьяну Яковлевну.
— Спит еще, наверное, товарищ генерал, — вступился Вася.
Громадин заглянул в окошечко:
— Уже заря. Виноват я перед ней, перед Татьяной Яковлевной. Ох, как виноват! Но перед родиной нет, — он еще раз заглянул в окошечко. — А ведь придется разбудить, ежели спит. Вася! Сходи-ка!
Как только Вася вышел из блиндажа, Громадин обратился к комиссару и начальнику штаба, тихо говоря:
— Я обязан вас информировать о беседе с Уваровым, — он чуточку подождал, собираясь с мыслями. — Дело в том, что в прошлом году на приеме руководителей партизанских соединений, на который мы с вами не могли попасть, товарищ Сталин дал программу действия партизанам. — Громадин подробно передал то, что сообщил ему Уваров; затем, выхватив из всего основное, подчеркнул: — Товарищ Сталин сказал, что вера народа в нашу правоту является животворяпцш источником партизанского движения. Что в борьбе с оккупантами надо применять все доступные формы борьбы, чем и создать для фашистов невыносимые условия. Все, — басом кинул Громадин. — Все. Они бывают крупные, значительные, но есть и такие — мелкие, а разберешься — оказывается, весьма тонкие.