Она оделась, посмотрела на свой уголок, завешенный простынями, на кровать генерала, на стены блиндажа и, отвесив низкий поклон, не в шутку сказала:
— Ну! Прощайте!
У блиндажа стоял тот же тарантас, запряженный теми же серыми рысаками, и на козлах сидел тот же Петр Хропов, но в простом крестьянском одеянии. На задке тарантаса привязаны чемоданы, ящик для красок и какие-то свертки.
— А это что? — спросила Татьяна, показывая на свертки.
— Да ж картины, ваша милость, — по-крестьянски окая, улыбаясь во все лицо, ответил Петр Хропов.
— Хоть бы показали мне их! Ведь они не мои. А каждый художник рисует по-своему.
— Не разберутся, Татьяна Яковлевна, — ответил Вася, помогая ей переступить дождевую лужу.
В эту минуту из блиндажа Гуторина вышли генерал и комиссар. У Громадина лицо пасмурное, помятое, испещренное резкими морщинами: казалось, он перед этим плакал в неутешном горе. Знал он, на какое опасное дело едет Татьяна, и по-человечески ему было жаль ее. Но ему было известно: в военном деле, как и во всяком, отступать нельзя. Подойдя к Татьяне, сказал:
— Все инструкции у Васи и Петра Ивановича. Они в пути вам, Татьяна Яковлевна, все перескажут. Ну, поцелуемся! — Они поцеловались, и Громадин строго крикнул: — Пошел! Пошел! Нечего топтаться на месте! А впрочем, — уже улыбаясь, спросил он Татьяну, — догадалась, почему под нож?
Она неожиданно даже для себя произнесла:
— Снимаетесь вы отсюда.
— Кто сказал?
— «Под нож», — уже задорно, радуясь тому, что отгадала тайну, и видя по глазам Громадина, что это так, сказала Татьяна.
— Молодчина! А теперь в дорогу. Петр Иванович, и ты, Вася, без нее не приезжайте ко мне. Повешу! Поняли?
Те враз оба кивнули головами. Петр Хропов натянул вожжи, и кони ринулись вперед, разбрызгивая во все стороны теплую, разжиженную ливнем грязь. Вскоре кони промчались по той же лесной дороге, снова расчищенной от завалов. И опять пикеты видели, как кони вырвались из леса, пронеслись полем и далеко в деревушке на пригорке остановились около штаба.
Вася спрыгнул с тарантаса.
— Минутку, Татьяна Яковлевна. Мне нужен полковник Киш, — и взбежал на крыльцо. Путь ему преградили часовые, скрестив перед ним автоматы. — Срочное дело до полковника! — крикнул он на немецком языке, разводя перед собой скрещенные автоматы, с презрением глядя на венгерских солдат. — Прочь! — еще кинул он и шагнул в школу.
В кабинете за тем же столом сидел Киш, сморщенный и злой, но, увидав Васю, поднялся, улыбнулся, произнося:
— А я думал, немцы. Поразительно: хотят наших солдат сделать своими союзниками, а обращаются, как с собаками. Чем могу служить, господин лейтенант?