— Надо узнать, где нам машину купить, хотя бы у этого… — Татьяна показала на майора. — Ишь, как гарцует! Я все-таки думаю, нам бы в Лодзи хорошо попасть на обувную фабрику: мне надо знать настроение рабочих. Вы скажите ему: «Моя невеста требует подвенечные туфли прямо с фабрики. Ну, такой каприз». Ведь он утверждал: «Перед красивой женщиной все пути открыты».
3
После Варшавы, внешне пышной, разряженной, Лодзь казалась тихим городком. Несмотря на вечер, улицы пусты, хотя где-то далеко играл оркестр. Иногда появлялись верховые военные да проходили женщины с базарными сумочками. А где дети? Молодежь? Может быть, траурный день сегодня? Но вот подобного ни Татьяна, ни Вася, ни Петр Хропов еще не видели. Они ехали улицей, пробираясь в центр, как вдруг неожиданно натолкнулись на кричащую вывеску: «Вход и въезд воспрещен». Майор (он, как знаток города, гарцовал впереди) круто повернул коня и, подскакав к коляске, радуясь и улыбаясь, сказал:
— Юды. Гетто. Посмотрите, как их заковали! Так и так, так и так! — и он описал хлыстом в воздухе четырехугольник.
Дома в улицах, прилегающих к гетто, были взорваны, по углам высились сторожевые будки, маячили вооруженные автоматами часовые. Кварталы меж разрушенными улицами были обнесены кирпичной стеной, по верху которой натыканы стекла от битых бутылок и протянута колючая проволока. Там, за стеной, бродили люди, вялые, как тени. Они что-то искали в мусоре. Мусорные ящики опрокинуты, мусор растащен по земле. Видимо, его не раз перебирали… и вот теперь снова перебирают.
— Юды. Гетто! — снова радостно произнес Бломберг.
— О-о-о! — воскликнула Татьяна и, легонько толкнув Петра Хропова в спину, гневно сказала: — Пошел! Пошел, Петер!
Утром она поднялась часов в пять, надела халат и вышла на балкон. Отсюда, с пятого этажа гостиницы, далеко видны были уходящие здания города. На черепичных крышах лежала серая, как наждак, копоть. Такая же копоть блестела и на листьях деревьев. Торчали заводские трубы — маленькие и большие. По улицам иногда, звонко цокая подковами лошадей, проносились патрули.
Город еще спал…
Но вот откуда-то стали вырываться велосипедисты. Они хлынули широким потоком. Велосипеды в большинстве двухместные — впереди мужчины, позади женщины. И вдруг все это оборвалось. Тронулись пешеходы. Все они, как и велосипедисты, в потрепанных костюмах, в обуви на деревянной подошве, женщины без чулок… и у каждого на рукаве белая повязка. Вскоре и этот поток оборвался. Прогрохотал пустой трамвай. Еще и еще. Потом трамвай с солдатами и опять пустой. Появились домохозяйки. Но они идут не по тротуарам, а по мостовой.