— Граждане! Куда дальше? Смотрите-ка, какой городище перед нами. — Не успел он закончить фразу, как машина уже вышла на улицу Штеттина.
И это скоро будет разрушено и уничтожено: черные дома-особняки, многоэтажные здания, отштукатуренные под вафлю, увитые диким виноградником, палисадники, каштаны вдоль тротуаров, птицы — дрозды, скворцы, прыгающие под ногами прохожих, толстощеких немцев и немок.
— Давайте скорее к этому… к Бауэру. А то что-то страшно мне на таких улицах, — торопливо проговорила Татьяна, глядя на Васю.
— Сейчас, — ответил тот и, выпрыгнув из машины, подошел к полицейскому.
Полицейский, посмотрев на адрес письма, подтянувшись, сказал:
— Бауэр? Профессор? О-о-о! Знаменитый химик, гордость нашего города, — и охотно растолковал, как следует проехать.
Улица, где жил профессор, вся утопала в тени каштанов и лип. И казалось, тут живут не люди, а птицы: они прыгали по дороге, по тротуарам, по железным воротам, заборам и, усыпав деревья, пели и трещали на все голоса.
— Сколько пташек-то развели! — проговорил Петр Хропов и круто остановил машину у особняка, глубоко запрятанного во дворе.
На калитке, под стеклом в рамочке, выдавлено: «Профессор Отто Бауэр».
— Ну вот вы и прикатили, — сказал Вася, вытаскивая из машины два чемодана.
— Как я? А вы?
— Мы будем у вас через пять дней, приблизительно в эти же часы. Не тревожьтесь: вот вам письмо от Пшебышевского к Бауэру. — Вася позвонил, и когда появилась горничная, он, простившись с Татьяной, сел в машину.
Татьяна некоторое время с грустью смотрела на убегающую машину, которая тонула в тени деревьев, и поэтому казалось, что она уносится в ночь.
— Мне нужен господин профессор, — заговорила Татьяна, обращаясь к девушке.
— Господина профессора? Господина профессора? — неопределенно повторила та и, чуть искоса посмотрев на Татьяну, повела ее во двор, помогая нести чемоданы. Затем она ввела Татьяну в комнату-приемную, сказала: — Присядьте. Я сию минуту, — куда-то ушла, но вскоре вернулась. — Да. Профессор дома. Но отдыхает. Я прошу вас, подождите здесь.
Комната-приемная была обставлена жесткой мебелью, а на стене висела все та же назойливая картина — Фридрих Великий за круглым столом в среде своих сподвижников. Были тут и новые картины — в несколько красок, явно написанные для пропаганды. Вот дом под соломой, огромные просторы, человек в длинной рубашке, с посохом, гонит овечек. Это, видимо, изображена Украина: просторы, изба под соломенной крышей, колодец-журавель и первобытный человек-пастух. Разве такую страну трудно завоевать?