— Извини, лорд, само так вышло. Да и за тебя стало страшно, он же по тебе палить стал.
— В следующий раз будь аккуратнее. Сейчас разрежь рукав на шинели, чтобы я мог его подлечить.
— Это мы могём, — кивнул он, достал из ножен свой тесак, острый, как бритва, и одним — с виду лёгким — движением располосовал толстое сукно от запястья до плеча. Вместе с шинелью досталось и кителю с нательной рубахой. При этом Прохор не оставил даже красной полоски на коже немца — так филигранно провёл ножом.
Рука у ефрейтора (хотя, какой он к драконам ефрейтор?) выглядела кошмарно. Сустав выпирал из-под кожи совсем не там, где должен был, но хотя бы кость не вылезла наружу. Рука в районе локтя сильно опухла, увеличившись в полтора раза. И опухоль продолжала надуваться прямо на наших глазах.
Первым делом я крепко усыпил немца и использовал обезболивающие чары на месте травмы. Далее постарался вправить на место кости и после этого несколько раз использовал среднее лечение.
— Жить будет? — поинтересовался у меня Прохор, когда я отошёл от немца и сел на табурет.
— Будет, но недолго. В живых его оставлять смысла нет. А перевербовать не выйдет, не такого, как он.
— Дык это, может из него язык вытащить опосля, а?
В первый момент мне показалось, что оборотень подразумевает буквально вытащить из немца язык изо рта. Учитывая его ненависть к полицейским, я подумал, что он решил разделить её и с их господами — фашистами. И решил начать с «ефрейтора», дав ему мучительную смерть.
— Что?
— Научить кого-то из наших его языку. Из новичков можно, а то они ни бельмеса не гутарят по-германски.
— А-а, вот ты о чём… Пожалуй, так и сделаю, — согласился я с его идеей. — Ты подбери человека тогда. Слушай, а Мария не хочет его выучить?
— Не, ей страшно и неприятно. Она решила научиться по учебникам, ей в школе преподавали три года немецкий. Вот только тогда она его уроки не любила. Да вишь, пришлось всё равно учиться ему, — хмыкнул собеседник. — Как только жизнь не ставит в интересную позу.
Вскоре Прохор ушёл подбирать кандидата, а я достал амулет подчинения в виде орихалкового шарика на суровой нитке, капнул на металл крови «ефрейтора», повязал волшебную вещь ему на запястье и привёл в сознание.
— Рассказывай, — потребовал я, когда немец очнулся. — Кто сам, кто направил, откуда дети, свои задачи, способы связи.
И пленный рассказал. Хайнц Урслер — это его настоящее имя. Капитан в ГФП в подразделении, занимающемся поиском агентов противника среди мирного населения оккупированных территорий, важных лиц, не успевших сбежать или оставшихся руководить подпольем, террором для запугивания населения, чтобы оно не помогало немцам, вербовкой агентов и так далее. Его командиром был капитан Арне Вебер, командир группы секретной военной полиции (ГФП), занимающейся конкретно мной и моим отрядом. До моего налёта на Витебск группой командовал некий майор, которого мы повесили на площади вместе со всеми остальными германскими чинами и их ставленниками. Заместителем у капитана числился обер-лейтенант Людвиг Шнитке. Этот тип командовал ротой умелых солдат, подготовленных для борьбы с партизанами и хорошо зарекомендовавших себя в тридцать девятом в году в Испании, а чуть позже в Югославии. На данный момент рота понесла серьёзные потери, потеряв половину личного состава убитыми и ранеными в стычках с моими оборотнями и мелкими отрядами окруженцев, всё ещё обитающих в местных чащах и болотах. Их находили с воздуха, бомбили, наводили по радио отряды на земле. Так же в процент потерь входили все больные, обмороженные и немногие пропавшие без вести (а эти точно дело рук моих подчинённых).