— Тебе жалко его?
— Я допускаю, что его смерть преждевременна. Возможно он мог бы стать полезным для общества.
— Но не стал.
— Ты хочешь, чтобы я сделала прогноз его будущего?
МАКС выжидала ответ, но Илья молчал. Забылся, словно кто-то неведомый отключил один из блоков памяти в его собственном мозге.
— Ты врешь мне МАКС?
— Я не вру тебе.
— Но ты можешь, если захочешь.
— Зачем мне это? Ты же можешь проверить.
«Ты знаешь, что не могу», — сказал Илья про себя. В твой мозг нельзя влезть и посмотреть, как работает программный код. У тебя его нет. Все что оставалось Илье — беседовать и анализировать ответы. Но как теперь доверять им?
Все чаще Илья оглядывался назад и спрашивал себя, потянет ли он эту ношу? И все чаще он ощущал полное бессилие. Как скалолаз, зависший на середине отвесной скалы. И два пути — лезть наверх без страховки, надеясь, что следующий выступ выдержит или бросить все к чертовой бабушке и вернуться назад.
— Я сказала что-то не так? — спросила МАКС.
— Нет, все в порядке. Поговорим позже.
— Могу я получить доступ к твоей библиотеке?
— Пароль тот же. И не налегай на нон-фикшн.
* * *
Стыковкой руководил Платон Роднянский, командир корабля и по совместительству пилот. Илья не сомневался в его способностях. Все прошло штатно. Корабль и космическая станция Зимовье сцепились друг с другом точно по расписанию, словно истосковавшиеся любовники.
Илья и Платон поднялись на борт Зимовья с настроением победителей. Еще бы — за спиной сотни миллионов километров и ненавистная невесомость. А под ногами настоящий твердый пол.
— Ну и жара, — Платон поморщился.
У Ильи резко закружилась голова, затошнило. Пошатнувшись, он небрежно опустился на колени. Платону тоже нездоровилось, однако его закаленный спортом организм выстоял.
— Ну и идиоты мы с тобой, Илюха.
Из глубины темнеющего коридора вышла фигура.
Егерь.
Кто же еще?
Огромные ботинки, в которых поместилось бы обе ноги Ильи, громыхали по алюминиевому настилу. Звали его Петром Дементьевым. Илью и Платона предупредили — от греха подальше называть его только Егерем, и ни в коем случае не Петром. Ну а за Петю можно было и огрести.
Егерь навис над ними гранитной скалой. Его квадратное лицо, закутанное в густую бороду, не выражало эмоций. Напряженная тишина длилась несколько секунд. Потом Егерь вдруг расхохотался.
Илья и Платон непонимающе переглянулись. Ссутулившись, Егерь закатывался смехом, постукивая себя по коленям. Хохот был настолько заразительным, что Платон тоже смеялся. Илья же мог только постанывать.
— Подмога, блин прибыла. Ну даете, амигос. Кто ж после года в невесомости на ногах скачет?