— Ну вот, — Татищев виновато развёл руками. — А одному из любознательных подмастерьев… Э-ээ, ну, как бы так сказать…
— Я понял, Николай Фёдорович, — его спокойно прервал Антиквар. — Можете не продолжать. А скажите мне, будьте столь милостивы, а ещё что-то подобное будет сегодня? — Артур глянул с тревогой на торчащий кинжал, и на все саквояжи поверенного.
— Нет-нет, — Татищев слукавил, и не стал дальше расстраивать антиквара.
— Я помню об этом наброске, присланным Феликсом с его Элементалем Земли, в аккурат на позапрошлой неделе, — Артур постучал по пеналу торчащего ножика. — Мне кажется, уважаемый Николай Фёдорович, что с размером изделия вышла ошибка, — князь продолжил делиться своими мыслями. — Раза в три, нужно уменьшить…
Ба-бах!
Второй раз за вечер дверь резко открылась, с размаху ударившись о стену, и, по традиции, захлопнулась перед носом взъерошенного Григория. Вид у парня озадаченный. Взгляд бегающий и полон тревог.
— Извините меня, господа, но я просто обязано рассказать вам о том, что случилась сейчас на балу, — выпалил молодой граф Распутин и, пренебрегая всеми правилами поведения, решительно прошёл к столу, взял в руки рюмку Татищева и выпил.
Все его движения молчаливо и с недоумением в выражениях сопровождали взрослые аристократы. Они даже не посмели воспрепятствовать парню, приняв во внимание его взбудораженное состояние. По всему выходило, что на балу произошло что-то страшное.
— Присядь, Гриша, спокойней, — хозяин антикварной лавки первым пришёл на выручку пареньку. — А ну-ка, выпей ещё и давай, сразу к делу. Что там, и как произошло?
— Э-эм? Постойте, — Татищев тоже забеспокоился. — Гришка? Ты ведь отправился на бал вместе с госпожами Роксаной и Марфой? Может, что-то с ними случилось?
— Николай Фёдорович, перестаньте наседать на парня, — вновь заговорил антиквар. — Сейчас он сам нам всё поведает, — он поднялся и подставил дополнительный стул к столу. — Сядь, успокойся и всё расскажи в мельчайших подробностях.
Григорий Распутин, оруженосец Великого князя Рюрика, выполнил указание Артура. Он сел на предложенный стул, отдышался и принял в себя целый фужер крепчайшего. Однако, величайшее нервное напряжение не позволило хмелю повлиять на рассудок Григория. Он успокоился и с надеждой взглянул на старших товарищей.
— Э-хех, да-а-а, — протянул Распутин расстроенно, и сокрушённо покачал головой. — Не было печали, да уж, чего там… — молодой граф взмахнул рукой на эмоциях, как бы отрешаясь от мира.
— Говори, мы внимательно тебя слушаем, — подбодрил его Татищев и скрестил на груди руки, откинувшись для удобства на спинку.