Линда провела весь праздничный день с моей семьей, рассказала она мне на следующее утро по телефону: вместе с мамой они поехали в Дале, к маминой сестре Хьеллауг и ее мужу Магне, на их хутор высоко над деревней, и там праздновали по всем народным традициям. Линда брала интервью, из ее рассказа я понял, что все это для нее глубокая экзотика. Речи, бюнады[52], духовой оркестр, шествие детей. Утром они видели на опушке оленя, а потом — как во фьорде резвились морские свиньи. Мама сказала, что это хорошая примета, к счастью.
Морских свиней во фьорде увидишь не так часто, самому мне довелось всего пару раз, но первый из них — вблизи, с лодки; мы были с дедом в море, туман, полная тишина, и вдруг выплыли они, сперва звук, как будто парусная лодка пашет носом воду, а потом показались гладкие, блестящие, темные тела. Вверх-вниз, вверх-вниз плыли они. Дед сказал, как и мама, что они приносят удачу. Линда была в хорошем настроении, но без сил, сказала она, и так всю поездку, в машине на горном серпантине ее к тому же укачало, так что она легла пораньше. А предыдущий вечер она провела у бабушкиной младшей сестры, Алвдис, у них с мамой всего десять лет разницы, и ее мужа Анфинна, невысокого кряжистого дядьки с хорошим чувством юмора и большим обаянием, в которого Линда влюбилась, видимо не без взаимности, потому что он притащил реликвии времен своей китобойной молодости и долго делился воспоминаниями о тех днях, видимо разойдясь пуще обычного из-за микрофона, который Линда поставила между ними. Мы пекли блины на пингвиньих яйцах, рассказывал он с хохотом, и Линда тревожилась, удастся ли включить все это в передачу, Анфинн говорил на таком густом йолстерском диалекте, что шведам не понять.
Утром Эспен уехал, а Эйрик остался; пока он гулял в городе, я расставил книги и разобрал последние коробки, чтобы все было в полном ажуре к возвращению Линды, она приезжала на следующее утро. Вечером мы сходили поужинали в городе, вернулись и полночи пили беспошлинное спиртное из магазина в аэропорту. Я беспрерывно переписывался с Линдой в телефоне, у нее не было сил, ее тошнило, это ведь может означать только одно?! Чем дальше, тем более горячими словами любви мы обменивались, потом она написала: спокойной ночи, мой любимый принц, завтра, наверно, будет важный день.
Когда я около семи отправился спать, прозрачный спиртовой огонь горел во мне с такой силой, что я уже ничего не видел, вокруг тоже было одно мое проспиртованное нутро, такое со мной случалось, когда я упивался в хлам. Однако мне хватило остатка мозгов поставить будильник на девять. Я же должен был встретить Линду на вокзале.