— Я хочу домой, — сказала она тихо.
— Мы только-только пришли, — сказал я.
— Мы еще побудем, — сказала Линда. — Сейчас вам сладкое дадут!
Это она про морковку с огурцами?
Судя по всему, да.
Они в этой стране все малость того.
— Пойдем вместе, — сказал я Ванье.
— А Хейди возьмешь? — спросила Линда.
Я кивнул, взял Хейди и понес ее в комнату к детям, Ванья плелась следом. За нами шла Фрида с подносом. Она поставила его на маленький столик посреди комнаты и сказала:
— Перекусите пока. А потом будет торт.
Дети, три девочки и мальчик, по-прежнему возились вокруг кукольного дома. В другой комнате двое мальчишек гонялись друг за другом. А перед стереосистемой стоял Эрик с диском в руке.
— У меня тут есть норвежский джаз, — сказал он. — Ты джазом интересуешься?
— Да-а… — протянул я.
— В Норвегии интересный джаз, — сказал он.
— А что за диск? — спросил я.
Он показал мне обложку. Название группы ничего мне не сказало.
— Здо́рово, — кивнул я.
Ванья встала сзади Хейди и пыталась ее поднять. Хейди сопротивлялась.
— Она говорит «не надо», оставь ее, — сказал я.
Ванья не унималась, и я подошел к ним.
— Не хочешь морковку? — спросил я.
— Нет, — ответила Ванья.
— А она с намазкой. Смотри, — сказал я, подошел к столику, взял ломтик моркови, окунул его в белую массу, видимо на сметанной основе, и сунул в рот. — Ням-ням, — сказал я. — Очень вкусно!
Почему нельзя было накормить детей сосисками, лимонадом и мороженым? Леденцами на палочке? Желе? Шоколадным пудингом?
Вот ведь чертова страна идиотов. Все поголовно молодые женщины пьют тут воду в таких количествах, что она из ушей льется, они уверены, что это полезно для здоровья, но единственный достоверный результат — резко вырос энурез у молодых. Дети питаются цельнозерновыми макаронами и цельнозерновым хлебом и престранными сортами бурого риса, с чем не справляются их животы, но это никого не волнует ввиду натуральности и полезности этой здоровой еды. Увы, они здесь спутали еду и дух, поверили, что можно проесть себе путь к улучшению себя как человека, не понимая, что еда — это одно, а представления о ней — другое. Но кто скажет такое или что-то в этом духе, тот реакционер или норвежец, короче, человек, который не догоняет, потому что отстал лет на десять.
— Я не хочу, — сказала Ванья. — Я не голодная.
— Ладно, — сказал я. — А смотри — поезд. Давай построим дорогу?
Она кивнула, мы сели на пол позади ребят. Я составлял деревянные рельсы полукругом и незаметно помогал Ванье попадать в пазы ее рельсин. Хейди переместилась в комнату напротив и двигалась вдоль полки, трогая все, что там стоит. Всякий раз, как мальчишки делали слишком резкое движение, она поворачивала голову и смотрела на них.