Любовь (Кнаусгорд) - страница 283

Пятнадцатью минутами позже я вышел на «Сканстулле», снял в банкомате немного наличных, пересек дорогу и пошел в «Пеликан». Это классическая пивная — с лавками и длинными столами вдоль стен, теснящимися посреди зала на черно-белом плиточном полу столиками со стульями, коричневыми деревянными панелями на стенах, картинами над панелями и росписью на потолке над ними всеми, с несколькими толстыми колоннами посреди зала, тоже обшитыми коричневым деревом и с приделанными к ним круговыми лавками, и длинная широкая барная стойка в конце зала. Официанты почти все в возрасте, в темной одежде и белых передниках. Музыка в заведении не играла, но все равно было шумно — густая смесь голосов, смеха, звона кружек, стука приборов висела над столами, незаметная для тех, кто внутри, но резкая, порой пугающая, когда только распахиваешь дверь с улицы и на тебя обрушивается весь этот гвалт.

Среди посетителей по-прежнему можно было встретить какого-нибудь алкоголика, который наливается здесь еще с шестидесятых, или пожилого господина, пришедшего пообедать, но это уходящая натура, а преобладали тут, как и во всех заведениях Сёдера, представители культурной прослойки — и мужчины, и женщины. Не слишком юные, не слишком старые, не очень красивые, не очень уродливые, но они никогда не напивались. Культурные журналисты, ученые на университетских стипендиях, студенты-гуманитарии, сотрудники издательств, радио и телевидения, иногда писатель или актер, но редко кто-то из звезд. Я остановился в нескольких метрах от дверей и скользил взглядом по залу, тем временем развязывая шарф и расстегивая пальто. Бликовали очки, сияли лысины, белели зубы. Перед всеми стояло пиво, на фоне коричневых столов казавшееся охристым. Но Гейра видно не было. Я подошел к столику с белой скатертью и сел за него спиной к стене. Через пять секунд рядом выросла официантка и протянула мне толстое меню в кожаном переплете.

— Нас будет двое. Поэтому еду я пока заказывать не буду, но можно мне «Старопрамен»?

— Конечно, — сказала официантка, женщина лет шестидесяти с широким мясистым лицом и копной темно-рыжих волос. — Темное или светлое?

— Светлое, пожалуйста.

В «Пеликане» хорошо. Антураж классического пивного заведения заставил задуматься о других, более исторических временах, хотя здесь не чувствовалось никакой музейности, никакой выспренности; люди приходили сюда выпить пива и поговорить, как они делали с тридцатых годов прошлого века. Это одна из самых приятных особенностей Стокгольма, здесь огромное количество заведений из прошлых эпох, они все используются по назначению, и никто не кричит об этом на каждом углу. В месте под названием «Ван-дер-Нутский дворец» семнадцатого века постройки, где, по слухам, сам Белльман впервые в жизни напился вусмерть, когда ресторации уже было сто лет, я иногда обедаю, и в первый раз это было на следующий день после убийства министра иностранных дел Анны Линд, когда настроение в городе было странно-приглушенное и настороженное; или ресторан восемнадцатого века «Золотой мир» в Гамла-Стане; или заведения девятнадцатого века «Оловянная кружка» и «Салоны Бернс», где находилась описанная Стриндбергом «Красная комната»; уже не говоря о нарядной «Гондоле», баре в югендстиле на верхней площадке лифта Катаринахиссен, откуда с тысяча девятьсот двадцатого года посетители любуются прекрасным видом на город, чувствуя себя немного пассажирами дирижабля или атлантического лайнера.