— В шесть. Но мы сразу уйдем. Тебе не обязательно даже выходить к ним. Нет, ты можешь с ними поздороваться, если хочешь, но не обязательно.
— Лучше я тут побуду, здесь меня не видно. Волнуешься?
— Нет, но и хотеть тоже не хочу. Сама знаешь, как все это бывает.
— Не думай об этом. Просто побеседуй с ними, говори, что хочешь, и не требуй от себя ничего. Отнесись к интервью легко.
— Я разговаривал с Майгулль Аксельссон, помнишь, когда она участвовала в чтениях в Тведестранде и Гётеборге. За время турне она стала относиться ко мне чуть по-матерински. И она говорила мне, что взяла за правило никогда не читать ничего, что пишут о ней в газетах, и не слушать себя по телевизору и радио. Относиться ко всем этим мероприятиям как к разовым. То есть уделять им внимание только в момент, когда они происходят. Тогда получаются обычные встречи с людьми, просто и ясно, без наворотов. Подход показался мне весьма разумным. Но остается вопрос с тщеславием. Изобразят меня полным идиотом или просто идиотом? И это их подача или я такой?
— Хорошо бы ты бросил все вот это, — сказала Линда. — Дело нисколько не обязательное, а отнимает у тебя уйму сил. Ты же все время чем-то таким занят.
— Да, знаю. Но я перестану. Буду отказываться.
— Ты очень хороший человек. Если бы ты только сам мог это почувствовать!
— Базовое самоощущение у меня как раз обратное. И оно все отравляет. Только не говори, что мне нужно пойти на терапию.
— Я еще ничего не говорила!
— Ты сама такая, — сказал я. — Единственное отличие, что у тебя бывают периоды нормального самоощущения, осторожно говоря.
— Лишь бы Ванью это обошло стороной, — сказала Линда и посмотрела на Ванью.
Она улыбнулась нам. Весь стол перед ней и пол под стулом были посыпаны рисом. Рот измазан красным соусом, с прилипшими белыми рисинами.
— Не обойдет, — сказал я. — Это невозможно. Или оно в ней от рождения, или она подцепит его в процессе. Такое не скроешь. Но не обязательно, что это наложит на нее свою печать. Так не всегда бывает.
— Надеюсь, — сказала Линда.
Глаза у нее блестели.
— Обед, во всяком случае, вкусный, спасибо, — сказал я, вставая. — Я помою посуду. Еще успею до их прихода.
Я обернулся к Ванье.
— Какая Ванья большая? — спросил я.
Она гордо вытянула руки над головой.
— Такая большая?! — сказал я. — Ну, пойдем умоем тебя.
Я вытащил ее из стула, отнес в ванную и сполоснул ей лицо и руки.
Поднес ее к зеркалу и прижался к ней щекой. Она засмеялась. Потом я в спальне поменял ей памперс, спустил ее на пол и пошел на кухню убрать со стола. Когда все было сделано и посудомоечная машина зашумела на столе, я открыл шкаф, чтобы проверить, не произошло ли чего с бутылками. Произошло. Граппу, в которой я был твердо уверен, потому что уровень стоял вровень с этикеткой, со вчерашнего дня кто-то отпил. Коньяк стоял на другом месте и тоже вроде бы уменьшился в объеме, хотя тут я был уверен меньше. Что за чертовщина, а?