В последнее воскресенье февраля Линда с детьми поехали со мной, Ванья и Хейди поболели за меня, поддерживая криками, и пошли на площадку у пляжа, а я остался играть. Поле заиндевело, обычно мягкое травяное покрытие смерзлось, и когда через час я в ходе дуэли за мяч потерял равновесие и упал на плечо, то сразу понял, что дело дрянь. Я лежал, вокруг меня собрались остальные, больно было до тошноты, я медленно ходил за воротами, согнувшись вперед, и они поняли, что я не просто ушибся, а покалечился, и игру остановили, все равно времени было уже половина двенадцатого.
Фредрик, писатель пятидесяти с чем-то лет, классический бомбардир, по-прежнему забивающий в ворота мячи в шведском любительском первенстве, отвез меня в больницу, а Мартин, великан-датчанин двух с чем-то метров роста, родитель из нашего детского сада, взял на себя заботу о Линде и детях. В неотложной помощи было полным-полно народу, я взял номерок и сел в углу ждать своей очереди; плечо горело, стоило шевельнуться, пронизывала боль, но терпимая, — настолько, что я выдержал полчаса ожидания, пока подошла моя очередь. Я объяснил медсестре в окошке, что случилось, она вышла ко мне и произвела быстрый осмотр: схватила меня за руку и медленно отвела ее в сторону. АААААААААААА! Все приемное отделение воззрилось на меня. Мужик сорока лет в форме аргентинской сборной и бутсах, с длинными волосами, забранными резинкой в пучок, торчащий на затылке что твой ананас, орет от боли.
— Проходите сюда, мы проведем более тщательный осмотр, — сказала она. Завела меня в соседний кабинет, попросила подождать, через несколько минут пришла другая медсестра, сделала то же движение моей рукой; я снова закричал.
— Простите. Я не могу сдержаться.
— Все в порядке, — сказала она и осторожно сняла с меня куртку. — Нам надо снять футболку. Сумеем?
Она потянула за рукав, я закричал, она сделала паузу и попробовала снова. Отступила на шаг. Взглянула на меня. Я чувствовал себя большим ребенком.
— Придется отрезать.
Пришла моя очередь посмотреть на нее вопросительно.
Резать мою аргентинскую форму?
Она принесла ножницы и разрезала рукава; сняв футболку, попросила меня сесть на кушетку, загнала канюлю мне в предплечье сразу над запястьем. Мне дадут морфин, объяснила она. Покончив с этим, хотя болело все так же, она переправила меня в другой кабинет, метрах, вероятно, в пятидесяти вглубь похожего на лабиринт здания, и оставила в одиночестве ждать рентгена; я пребывал в мрачном настроении, полагая, что вывихнул плечо, а вправлять его будет больно. Но врач констатировал перелом, заживать ему от восьми до двенадцати недель. Они дали мне обезболивающую таблетку, рецепт на это же лекарство, наложили бандаж в форме жесткой восьмерки через плечо сверху и снизу, надели на меня куртку и отправили домой.