— Ты когда-нибудь задумываешься, откуда я родом? — спросил я и взглянул на нее.
Она покачала головой:
— Нет, по сути, нет. Ты Карл Уве. Мой прекрасный муж. Вот кто ты для меня.
— Из района массовой застройки на острове Трумёйя, вот откуда я родом, трудно представить что-то менее похожее на твой мир. А здесь я не ориентируюсь в жизни. Все мне глубоко чужое. Помнишь, что сказала мама, впервые зайдя в нашу квартиру? Нет? «Вот бы дедушка на это посмотрел, Карл Уве» — вот что она сказала.
— Так это же хорошо.
— Ты точно понимаешь, о чем речь? Для тебя квартира как квартира. А для мамы — бальный зал примерно, понимаешь?
— А для тебя?
— Да, для меня тоже. Но я не о том говорю. Не хорошая она или плохая. А о том, что я вырос совсем в другом антураже. Неизысканном до невероятности, понимаешь? Мне на него насрать, и на этот тоже, я просто хочу сказать, что это не мое и моим не станет, сколько бы я здесь ни жил.
Мы перешли дорогу, свернули на узкую улочку и пошли вглубь квартала, поблизости от которого Линда выросла, мимо «Сатурнуса» и вниз по Биргер-Ярлсгатан к кинотеатру «Зита». Лицо закоченело от холода. Бедра казались ледяными.
— Повезло тебе, — сказала Линда. — Это же большой плюс? Что у тебя есть куда стремиться? Было откуда вырваться и куда ворваться?
— Понимаю, о чем ты, — сказал я.
— Здесь все было к моим услугам. Я в этом росла. И почти не могу отделить себя от этого всего. Плюс ожидания, само собой. От тебя ведь ничего не ждали? Кроме того, что ты выучишься и найдешь себе работу?
Я пожал плечами:
— Я никогда не смотрел на это так.
— Понимаю, — сказала она.
Повисла пауза.
— А я всегда жила в этом. Может быть, сама мама и не мечтала ни о чем, кроме того, чтобы мне было хорошо…
Она посмотрела на меня:
— Поэтому она так тебе и рада.
— А она рада?
— Неужели ты не заметил? Ты должен был заметить!
— Да-да, заметил.
Я вспомнил, как я первый раз встретился с ее мамой. Маленький дом на старом лесном хуторе. На дворе осень. Мы сели за стол сразу, как вошли. Горячий мясной суп, домашний свежий хлеб, стеариновая свеча на столе. Время от времени я чувствовал на себе ее взгляд. Любопытный и теплый.
— Но кроме мамы, вокруг меня в детстве были и другие люди. Юхан Нурденфальк Двенадцатый — ты же не думаешь, что он стал школьным учителем. Такие деньги и такое культурное наследие! Все мы должны были преуспеть и многого добиться. Трое моих приятелей покончили с собой. А у скольких есть или была анорексия, я даже думать боюсь.
— Бред какой-то, — ответил я. — Чего людям неймётся?
— Я не хочу, чтобы дети росли здесь, — сказала Линда.