Последние годы жизни императора Николая Павловича прошли главным образом в заботах, вызываемых сперва европейскими событиями, а с начала пятидесятых годов – новыми осложнениями на Востоке. Личная жизнь государя за это время, сравнительно с предшествующей эпохой, протекала более спокойно, но зато была и менее богата какими-либо радостными событиями. Круг его приближенных и сотрудников постепенно редел. Одни, как кн. Чернышев и кн. Меншиков, приходили уже в преклонный возраст, другие, более энергичные, как, например, министр внутренних дел Перовский, не пользовались полным доверием государя. С 1849 г. особенно начал выдвигаться гр. Клейнмихель, в ведение которого с осени этого года, совершенно неожиданно для Перовского, было передано управление всей дорожной частью Империи.
Николай Павлович внимательно следил за событиями, развертывавшимися в 1848 г. в Европе; приходившие из-за границы известия тревожили его не только как государя, но и как человека. Его огорчала политика Берлинского двора, с которым он был связан родственными узами. Он беспокоился за судьбу своего личного друга принца Вильгельма, которому суждено было сыграть роковую роль в известные «мартовские дни». С другой стороны, современники отмечают в это время как бы стремление Николая стать ближе к своим подданным, рассеять чувство разобщенности двора и населения. Чаще прежнего показывался он в это время пешком на улицах Петербурга.
30 августа 1848 г. в Петербурге состоялось бракосочетание второго сына государя, великого князя Константина Николаевича, со старшей дочерью герцога Саксен-Альтенбургского. Согласие на этот брак за два года до этого было дано лишь ввиду непреклонно выраженного решения со стороны юного князя.
Страстную и Пасху 1849 г. государь со всем своим семейством провел в Москве, где к этому времени был закончен постройкой Большой Кремлевский дворец. Пребывание государя в древней столице было обставлено особой торжественностью и опять-таки сопровождалось частым появлением Николая среди народной толпы. Особенно милостивое внимание было оказано Преображенскому полку. В Георгиевской зале нового дворца во время церемонии прибития досок с именами всех полков, имеющих георгиевские знамена, когда была поднята доска с именем Преображенского полка, государь лично провозгласил полку «ура!» и, обращаясь к солдатам, сказал, намекая на события 14 декабря 1825 года: «Вы— мой первый полк, и надеюсь, что и останетесь им навсегда; передайте же товарищам, как я вас награждаю за вашу верность».
Вскоре после возвращения государя из Москвы Петербург был взволнован «делом Петрашевского». Николай был очень встревожен и раздражен этим обстоятельством; правильно, со своей точки зрения, усматривая в этом известный симптом, он преувеличенно судил об этом деле как о «заговоре» и сомневался, не был ли прикосновенен к нему кто-либо «повыше». Над виновными был назначен суд, закончившийся, как известно, суровым приговором.