С тех пор, как Птицын расстался с бывшей женой, прошло уже почти пятнадцать лет, но были периоды, когда прошлое обрушивалось на него, как холодный душ.
* * *
— У нас ребёнок растёт, а тебя только служба твоя беспокоит! Я что же, целыми днями должна дома сидеть и пелёнки стирать? — Когда Люба заводила эту пластинку, Птицын как мог сдерживал себя.
— Сыну нашему сколько лет? Какие пелёнки? — изредка пытался возразить Птицын.
— Я выражаюсь фигурально, — отвечала женщина.
Чтобы хоть как-то успокоить жену, Птицын за небольшую плату пригласил вдовую соседку, чтобы та помогала Любе по хозяйству. Это вызвало ещё больший шквал негодования.
— Я что-то не пойму: ты у нас шейх или султан? — не унималась Люба. — Вторую бабу себе завёл! Прямо гарем какой-то!
— Валентина Андреевна старше меня на двенадцать лет. Вдова. Просто будет тебе помогать по хозяйству, и всё. Ты же сама говорила, что тебе трудно и одиноко, — отвечал Птицын, после каждой фразы считая про себя до пяти.
— Мне такая собеседница не нужна. О чём мне с ней говорить? Как свиньям хвосты крутить да коров за вымя дёргать? Она же деревенская.
Птицын предложил жене устроиться на работу или записаться в какое-нибудь сообщество, но Любу ничего не интересовало. Через год жена заявила, что ей надоело жить в коммуналке, и она уходит. На вопрос «куда» Люба ответила просто:
— Наконец-то я встретила того, кому я не безразлична.
Птицын уже давно обо всём догадывался, но старательно гнал от себя дурные мысли и старался отвлечься работой. Когда всё стало ясно, он всё ещё старался казаться спокойным.
— Ты его любишь? — спросил он как бы между делом.
— Да какая теперь разница? Люблю — не люблю…
— Значит, ты от меня уходишь.
Люба напряглась:
— Пока что нет. Ради сына я готова пожить с тобой ещё какое-то время.
— Если ты согласна с ним расстаться… Ну… я про твоего этого… нового, я мог бы попытаться тебя простить.
— Простить… меня? — Люба рассмеялась. — С чего ты взял, что я испытываю вину и нуждаюсь в твоём клятом прощении?
И тут-то Птицына впервые прорвало. Он наорал на жену и обозвал её потаскухой. Люба была женщиной не робкого десятка и в ответ влепила мужу пощёчину. Птицын почувствовал приток крови к вискам. Он замахнулся на жену, но в этот момент в комнату вошёл Максимка и заплакал. Люба, увидев замешательство мужа, тут же заперлась в ванной и включила воду.
— Ты больной… больной урод! Ты мерзавец, негодяй и самый отвратительный тип из всех, кого я знала! — повторяла женщина, издавая истошные стоны.
— А знала ты немало, — рявкнул Птицын, оделся и ушёл, хлопнув дверью. В тот день он с полной фляжкой спирта явился в подвал к Кривову и попросился переночевать.