Через бесконечно долгое время этот кошмар все же закончился, и дорога, сделав последний поворот, привела к Этаке. В честь олуди крепостная стена была от зубцов до земли завешена красным полотном, а над нею трепетали на ветру красные с белым оленем знамена дома Процеро. Сам он ждал ее в воротах. Она не сразу различила его среди одетых в мундиры рослых генералов и вельмож — маленького жирного человечка с маслянисто блестящими черными глазками на круглом лице, укутанного в крашеные меха, из-под которых виднелись неожиданно худые и кривые ноги. Протянутая к ней рука тоже была тощая, с раздутыми суставами пальцев, над которыми свободно болтались массивные перстни. Своих рук и ног Евгения давно не чувствовала, шуба уже не согревала, и нос наверняка покраснел на морозе, от которого она отвыкла в Ианте. И потому она с охотой оперлась на эту костлявую руку, приветливо взглянула в беспокойные глаза. Последовал ритуал представлений и славословий, во время которого царь не сводил с ее лица бегающего взгляда, бестолково изучая светлые глаза, темные брови, придававшие этому лицу выражение печальной сосредоточенности, и побледневшие губы, что улыбались ему любезно и равнодушно. На плохом иантийском языке он представил госпоже Евгении своих ближайших слуг и долго рассыпался в благодарностях Нурмали. Евгения терпела, согревала онемевшие пальцы в рукавах шубы, наблюдала, как вслед за словами царя меняются выражения лиц его придворных. Нурмали улыбался, когда остальные смеялись, и ограничивался скупым кивком там, где другие восклицали в восторге. Когда Процеро наконец замолчал, выдав напоследок какую-то плоскую шутку и выжидательно глядя на нее снизу вверх, она сказала по-шедизски:
— Рада со всеми вами познакомиться, господа. Я давно мечтала побывать в вашей прекрасной стране, и твое приглашение, государь, сделало меня счастливой. Какая красивая у вас зима! Как, должно быть, приятно пройтись по этому городу в такой великолепный день!
Процеро засуетился, со сладкой учтивостью предложил гостье проследовать ко дворцу. Телохранителям царицы с трудом удавалось держаться рядом — шедизцы окружили ее плотным кольцом и наперебой предлагали посмотреть налево и направо. Заметив, как олуди пытается через их головы разглядеть жмущихся к домам горожан, Процеро велел придворным расступиться. Улицы, по которым он вел Евгению, были перекрыты для экипажей. Несмотря на холод, все окна всех зданий были распахнуты, и отовсюду на процессию падали лепестки живых цветов. Люди кричали славу, тянули к ней руки, едва не выпадая из окон. В начале пути она услышала за спиной голос Бронка, но так и не увидела его. На главной площади подошел управитель города, преподнес кубок горячего вина с пряностями. Евгения с сожалением вернула его наполовину полным. Казалось, улицам не будет конца, но вот из-за трехэтажных жилых домов показались сложенные из крупных каменных блоков древние стены дворца.