Следующие две недели она принимала просителей и больных в единственной больнице Этаки. Насмотрелась на недуги, которые по ту сторону гор не встречались, увидела столько боли и страданий, сколько в Ианте не набралось бы за десять лет. Поток желающих прикоснуться к олуди не иссякал. Люди шли со всех концов страны. Помещики, военные, чиновники, торговцы, крестьяне, рабочие, рыбаки, нищие, танцоры, проститутки, воры — все стремились повидать олуди, поведать ей о своих бедах и надеждах. Иногда у нее сердце обливалось кровью при взгляде на просителей. С большим трудом сдерживала она желание забрать к себе ребенка, который неизбежно должен был умереть от голода, дать денег больной одинокой женщине. Нет. Нет. Она могла лишь дарить им доброту своего голоса и энергию своих рук. И, странное дело, чем больше сил она отдавала, врачуя больных, возвращая надежду безнадежным, тем сильнее становилась. Шедизские книги оказались правы: олуди, посредник между небом и землей, получал от них бесконечный поток энергии и мог направить его по своему желанию на добрые или злые дела. Здесь, в Этаке, Евгения впервые в полной мере ощутила свою мощь. Она спасала, защищала, лечила, но знала теперь, что может убивать. Стоит ей только пожелать, и толстый хитрый таракан Процеро умрет от остановки сердца. Впервые за несколько лет снова распахнулось волшебное окно, которое она некогда сама закрыла. Но мысль о смерти шедизского царя так и осталась для Евгении игрой фантазии. Она выбрала жизнь, а не смерть, спасение, а не убийство, добро, а не коварство. Она не желала напрямую вмешиваться в судьбу Матагальпы.
Дни шли за днями, и лишь позже, вернувшись в Киару, Евгения поняла, что каждый из этих дней был для нее мучительной пыткой, о которой больно вспоминать. Каждое утро слушать вкрадчивые речи Процеро, глядеть в его лоснящееся лицо, видеть роящихся вокруг него духов убитых людей, а иногда — видеть свежую кровь под его ногтями. Чем он занимался по ночам в своих комнатах, откуда несло сексом и смертью? Она не желала знать. Ей и без этого хватало смерти вокруг. Обострившимся чутьем она угадывала, кто из дворцовых слуг выполняет при царе обязанности палача. Дважды она приостанавливала шаг, завидев на лице встречного придворного смертную печать. По ночам призраки кружили над ее постелью, умоляли отпустить. И наконец, когда прошло время посещений, Евгения призвала Отлери и объявила царю, что готова совершить обряд очищения.
Нурмали поспешил вперед, чтобы проверить, все ли участники готовы к проведению ритуала. Евгения и Бронк обычным путем шли к царским покоям. Во дворике у архива Бронк замешкался, сделав вид, что подвернул ногу. Евгения помогла ему дойти до скамейки и присела рядом. За эти две недели им еще ни разу не удалось побеседовать наедине.