Глядя на высокого, сухопарого, седого как снег Ханияра Ранишади, Евгения в очередной раз усомнилась в реальности происходящего. Где она находится? Что это — далекое прошлое, параллельный мир, другая планета? Белые одежды священника были украшены вышивкой. При взгляде на знакомые солярные знаки Евгении пришла в голову новая мысль. Быть может, это выдуманный мир, описанный каким-нибудь земным романистом? Это объясняет, почему она, главная героиня, оказалась сразу в царском дворце и сразу царицей. Такая удача — непременный атрибут литературы подобного сорта; в настоящей жизни вероятность подобного крайне мала, ведь на одного царя приходятся тысячи простых смертных. Суровая реальность выкинула бы ее посреди городской толпы или где-нибудь у деревенского колодца. Правители достаются лишь сказочным принцессам…
Настойчивое покашливание Махмели заставило Евгению вернуться на землю. Распорядитель дворца уже дважды поклонился ей, но в ответ получал лишь отсутствующий взгляд. Улыбнувшись, девушка с легким поклоном прижала руку к груди.
— Приветствую вас, господа. Пусть будет удачен для вас этот день. Простите мне мою рассеянность. Мне кажется, сегодня я имею на нее право…
В общении с местными тузами Евгения беззастенчиво пользовалась формулами, вычитанными в сказках «Тысячи и одной ночи»: употребляла по-восточному пышные приветствия и пожелания и легко выдумывала свои, еще более торжественные. Они в ответ прониклись восхищением. Евгения не знала, какой она предстала в их глазах, и не догадывалась, что один лишь ее вид вызывает в их сердцах успокоительно-радостное чувство оправданных ожиданий. Она выглядела как уроженка этих мест: загорелая и темноволосая, — но была выше и сильнее местных женщин. Ее свободные движения, четкий голос, привычка смотреть прямо в глаза были здесь привилегией высшей аристократии. Самая плотная одежда не могла скрыть движений мускулистого тела. Любая другая женщина была бы осуждена за это, но в отношении Евгении это воспринималось как доказательство силы и грации. Спортивные танцы, плавание, дальние походы, все те занятия, что в прошлой жизни развили ее фигуру и отточили пластику, здесь привели к неожиданным результатам. Евгении достаточно было просто пройти мимо человека, бросив на него один взгляд, чтобы убедить его в своей исключительности. Иантийские девушки в семнадцать лет горячи и любвеобильны, но ребячливы и капризны. Олуди была полна достоинства и выглядела старше своих лет. Когда она улыбалась, ее красота трогала иантийцев до глубины души. Лицо госпожи Евгении вызывало в памяти лучшие образцы древнего портретного искусства. Его привычные черты при внимательном взгляде казались им более выразительными, чем у других женщин. Глаза не темные, а светло-карие, каштановые волосы яркие, с рыжиной. Их смущало выражение, что нередко появлялось на этом лице: отзвук напряженной мысли, поиска ответа на какой-то важный вопрос. В такие минуты ее сумрачные глаза под сдвинутыми четкими линиями бровей становились еще красивее. И, глядя на нее, Хален впервые откровенно задал себе тот вопрос, что подсознательно мучил его уже многие годы: достоин ли он зваться царем? Достоин ли он олуди?