Или вот другое, что тоже трудно укладывалось в голове. Еще кромсались бороды, а по Москве уже слух пополз: царь ополчился на русскую одежду.
Сопровождая царя за границей, видел Возницын, что эта одежда Петру не нравится. Работать в ней нельзя мешает, по улице не пройдешь — народ глаза пялит, пальцами тычет, как на чудище заморское. Поэтому царь в простом немецком платье ходил, и, глядя на него, Петровы люди так же поступали. Даже великий посол Федор Головин, живя в Амстердаме, не только к устрицам пристрастился, но и облачился во французский камзол.
Рассказывают, что князь Ромодановский этому не поверил. Оглядел себя в зеркале: все чин чином, как и положено — вышитая рубаха, широченные порты, заправленные в красные сапоги с загнутыми вверх носками, и кафтан до полу с прямым стоячим воротом и длинными широкими рукавами. Не верю, сказал он, что Головин такая безмозглая задница, чтобы пренебречь одеждой своего народа. Но когда Петр постановил, что на официальную встречу Великого посольства будут допущены только те, кто наденет западное платье, Ромодановский, как миленький, явился в куцем кафтанишке.
А дальше был уже знакомый оборот. Неожиданно в разгар пира на новоселье у Лефорта царь выхватил здоровенные ножницы и давай кромсать рукава боярских кафтанов, ласково приговаривая: глядите сами, это — помеха, везде надо ждать какого-нибудь приключения: то разобьсшь стекло, то по небрежности попадешь в похлебку. Никто не посмел не то что перечить слово сказать, хотя и наливались кровью шеи не привыкших к такому обрчщснию бояр. В январе под гром барабанов было объявлено на площадях, что боярам и служилым людям как в Москве, так и в провинции положено носить кафтаны немецкого или венгерского покроя.
Правда, те же курьеры рассказывали, что порядки эти только в Москве держатся. Ну еще в больших городах. Но, покидая столицу, бояре и служилые люди у себя в имениях мало заботятся о соблюдении царских указов. Поэтому новые порядки только в Москве утвердились, а вся страна как жила, так и живет.
Долго качал потом головой Прокофий Богданович, обдумывая беспокойные разговоры. Ну зачем все это? За что мучают православных?
Нет, он не роптал, а пытался постичь, что же происходит. Ну взять хотя бы платье. Конечно, в старинной одежде работать неудобно. Это правда. Но ведь она для нашего климата в самый раз. Когда мороз грянет, как хорошо, если шуба до пят и воротник уши прикрывает, а борода щеки. Вот немцы и скачут в своих коротких кафтанчиках, стуча коленками, чтобы не замерзнуть.
Да суть-то и не в одежде или бороде. Бог с ними проживем и без них. Но почему такое ожесточение? Не потому ли так яростно ополчился на них Петр, что они представляют весь тот уклад жизни, который он хочет изменить, сломать, переделать. Пусть неясно пока, что ломать, а что строить, зато ясно будет, кто готов идти с Петром, а кто против и кто в кусты прячется. Никак царь команду себе набирает, сторонников и противников метит.