– Только с разрешения Ставки мы можем начать отвод войск на Турецкий вал! Только с согласия товарища Сталина, понятно вам?! – загудел иерихонской трубой замнаркома, привычно набирая высокие тона. Услышав его гневный голос, встрепенулся генерал Вечный, спеша показать Мехлису, что полностью разделяет его позицию.
– Товарищ Малинин уже подготовил сводку боевых действий фронта для отправки в Генштаб. В ней также приведено обоснование наших действий по отводу войск на Турецкий вал, и я думаю, маршал Шапошников поймет нас и одобрит наши действия.
– А я вам ещё раз повторяю, что только товарищ Сталин способен дать такой приказ, а не маршал Шапошников. Я категорически не согласен с предлагаемыми вами решениями, товарищ Рокоссовский, и оставляю за собой право обжаловать их, – продолжал упорствовать Мехлис, и его манера поведения не сулила генералу ничего хорошего.
Будь на месте Рокоссовского какой-нибудь генерал довоенной формации или тот, кто ещё не испробовал жесткой военной купели, он бы не стал спорить с самим заместителем наркома обороны. Однако за плечами у красавца «литвина» свои фронтовые университеты. Он знал врага, видел и понимал его действия и был готов отстаивать свою позицию, пусть даже неудобную для высокого начальства.
– Когда товарищ Сталин отправлял меня на фронт, он сказал, что необходимо внимательно слушать советы и мнения своих товарищей, но принимать решение должен я один. С меня и только с меня, с командующего фронтом, будет весь спрос, и потому я приказываю начать отвод сил 51-й и 47-й армий на Турецкий вал.
Эти твердые слова Рокоссовского вызвали гримасу гнева на лице у Мехлиса.
– Я намерен немедленно оповестить товарища Сталина о возникших у нас с вами разногласиях и убежден, что они получат справедливую оценку, товарищ командующий войсками фронта, – пригрозил Мехлис, оставляя собеседнику лазейку к почетному отступлению, но тот её не принял.
– Это полное ваше право, товарищ заместитель наркома, – отрезал комфронта, и Мехлис пулей вылетел из комнаты для совещаний. Полностью уверенный в своей правоте и своих возможностях, он отправился на пункт связи и по прямому проводу связался с Москвой, с приемной кабинета генсека. Поздоровавшись с Поскребышевым, он попросил соединить его со Сталиным и получил твердый отказ. В кабинете у Верховного находились представители американского государственного департамента, и Сталин приказал его ни с кем не соединять. Зная, как важны для вождя переговоры об открытии второго фронта и с какой неохотой западные союзники шли на обсуждение этой проблемы, Мехлис не стал настаивать. Он только попросил Поскребышева напомнить вождю о своем звонке и сказать, что он все время будет у аппарата.