Одного кивка недостаточно – разговор записывается. Откашлявшись, я подтверждаю, что все поняла, и бросаю на Нур холодный взгляд. Я знаю, к чему она ведет. Этот мягкий тон, эти заверения ничего не стоят – она пытается меня поймать. В ответ на ее губах мелькает мимолетная проницательная улыбка. Думает, что видит меня насквозь? Что ж, удачи; я и сама хотела бы узнать, что можно прочесть в моей голове.
– Вы понимаете, о чем говорит детектив-сержант Нур? – повторяет Кэсси.
– Да, – отвечаю я и, наклонившись к диктофону, еще раз отчетливо проговариваю: – Я понимаю.
После этого все начинается уже всерьез. Нур разбирает по косточкам детали прошлого вечера, словно ворон – труп. Каждая фраза, каждое слово исследуется до мелочей и рассматривается чуть ли не под микроскопом, пока не обгладывается дочиста.
– По словам сержанта Бауэра, вы упомянули, что ваша сестра узнала того человека? – спрашивает Нур, заглянув в свои записи.
– Да. Когда она увидела его за окном, то сказала: «Он как здесь оказался?»
– А сами вы его не узнали?
Я делаю глубокий вдох. Насколько я могу им открыться? Как много могу рассказать незнакомым людям в этой пустой комнате?
– Сара, этот человек был вам известен? – настаивает Нур.
– Не знаю.
– Не знаете?
– Это сложно объяснить.
– Я понимаю, что непросто; тем не менее придется, – твердо говорит Нур.
– Сара, вам нужен перерыв? – вмешивается моя нянька.
Нур бросает на нее взгляд, в котором явно читается раздражение. Нет, мне не нужен перерыв. Я хочу покончить с этим.
– Я не узнала его, но это не значит, что он был мне неизвестен.
Однако сама мысль, что кто-то из знакомых настолько ненавидел нас, чтобы напасть с такой холодной жестокостью, ужасает.
– Двадцать лет назад мы с мужем Джоанны попали в автомобильную аварию. Он погиб, а я почти год была в коме. У меня осталось нейрологическое расстройство – прозопагнозия.
Никому вокруг это явно ничего не говорит.
– Иногда ее еще называют слепотой на лица.
Вот теперь в глазах моих слушателей появляется интерес, даже квелый адвокат навостряет уши.
– Точнее, я вижу лица, но не узнаю их. Как будто у меня из мозга пропало то, что позволяет их помнить и сопоставлять с именами знакомых.
– Хотите сказать, если сейчас сюда вошла бы ваша мама, вы и ее бы не узнали? – недоверчиво переспрашивает Кэсси.
– Для близких людей, – «в число которых моя матушка не входит», добавляю я про себя, – у меня есть своя система, я узнаю их по чему-нибудь другому – по голосу или волосам, например. Когда мы куда-нибудь выбирались с Джоанной, она надевала кардиган очень яркой расцветки, просто жутко кричащей, зато я могла сразу различить ее среди других людей, если бы мы вдруг разделились.