Тяжело ехать среди людей, живущих обычной жизнью, когда ты едва в силах сдерживать волнение. Бизнес-леди сходит в Рагби, но ее место никто не занимает. Может быть, другие инстинктивно чувствуют, что со мной что-то не так? Есть какой-то эволюционный ген, заставляющий держаться подальше от человека, отмеченного трагедией?
Я тяжело и громче, чем хотела бы, вздыхаю. Это привлекает внимание женщины, сидящей через проход и с успехом занимающей своего карапуза разными вкусностями и игрушками.
– Как я вас понимаю, – говорит она с улыбкой. – День выдался долгий, да?
Готова поставить все деньги Джоанны – попутчица и близко не представляет мое состояние, но я благодарна уже за доброе ко мне отношение, так что просто согласно киваю.
– Ну, осталось немного, – подбадривает она и протягивает мне одну из конфеток, добавив с улыбкой: – Вызывают мгновенное привыкание.
Малыш – кроха с рыжими кудряшками и подсохшей корочкой под носом, большими темными глазами и липкими, восхитительно пухлыми пальчиками. Не могу поверить, что когда-то сама произвела на свет такого же. Странно, что у меня не осталось об этом ни малейших воспоминаний – как я ходила, раздавшаяся, с натянутым как барабан животом и налитой грудью. Кормила ли я сама? Я инстинктивно поднимаю руку к бюсту, пытаясь осознать, каково было держать младенца. Хочется думать, что я кормила грудью, представлять себя потрясающей, очень земной мамой – в цветастом платье, с ребенком на бедре, идущей босиком вдоль берега моря. И в то же время я увязла в фатальном любовном треугольнике с сестрой и ее мужем, собственная мать, живущая по соседству, отреклась от меня, и я повезла свое дитя по проселочной дороге, сев за руль пьяной. Я была ужасной мамой и не заслуживаю такого сына, как Джеймс…
Закидываю в рот конфету, и от ударной дозы сахара становится чуть легче. Я наблюдаю за своей соседкой, возящейся с ребенком, и мои глаза наполняются слезами – сколько же я пропустила! Вот попутчица – определенно хорошая мать. Она то вполголоса рассказывает что-то малышу, то напевает, то играет с ним в какие-то глупые игры, которые ей наверняка уже до смерти надоели. Как ни стараюсь, я не могу вообразить себя такой в тот, первый год. Правда в том, что я была подлой, лживой, холодной сукой, крутившей роман с мужем собственной сестры. К чему себя обманывать – я никогда не подходила на роль матери. Может, оно и к лучшему, что Джеймса растила Джоанна. Она-то всегда выглядела мамочкой, еще со старших классов. Пусть и нехорошо так говорить, зато честно. Настоящей собой она стала гораздо позже – пожалуй, когда освободилась от матери.