Обресков говорит, что вчера у Апраксина только и речи, что о побеге Наполеона, о коем рассказывает подробно гамбургская газета. Всему верить! Да он бы посмотрел, что говорит о том сам газетчик: «Верно, это выдумки»; а они все плачут и перетрусились. В журнале Свиньина Данилевский говорит с похвалою о книге «Русские и Наполеон Бонапарт», которую я издал в 1813 году.
Тесть велел явиться на экстраординарный обед, им заказанный в отделении, где будет много шуму. Апраксин, по старой привычке, выезжает с проектом. Хочет, чтобы его баллотировали; он хочет нарушить первое правило, цель учреждения отделения, и предложить, чтобы члены отделения не были принуждены быть членами Благородного собрания. Какой вздор! Как будто 50 рублей разорят кого-нибудь. Ежели поеду, буду бурлить против этой глупости. Первое – потому, что это глупость, второе – потому, что я директор Благородного собрания. Вот все наши новости, наши глупости.
Сегодня нет бала, как всякое воскресенье, у принца-регента. В отделении намедни он прихрамывал, был в госпитале, неловко ступил; видно, вытянул жилу. «Думаю, – говорил он, – что по возвращении домой придется мне резать сапог, ибо чувствую, что нога опухла», – так и сделалось.
Волков получил приказ государев касательно Семеновского полка. Здесь все находят, что решение самое справедливое, но никто его не предусмотрел, всякий полагал по-своему; жалеют только бедных унтер-офицеров, особенно тех, коим доставалось очень скоро в офицеры. В этом числе и бедный Николушка Щербатов, выслуживший два года в своем чине. Лучше бы отца разжаловать в прохвосты; но надобно думать, что после сей справедливой строгости государь их помилует. Государевы изречения трогательны и тверды. Я полагаю, что ты мне пришлешь этот приказ. Теперь никто об этом полку не жалеет. Здесь мнение государя имеет ужасный вес; да и подлинно, избрано лучшее средство.
Александр. Москва, 22 ноября 1820 года
Вчера обедал я в отделении. Проект Апраксина прошел. Да как быть иначе, когда дают обед в 1500, и господа в лентах ходят около стола и кланяются в пояс, чтобы быть их мнения. Я тебе писал, в чем дело. Я положил черный шар и сказал Степану Степановичу, что я не его мнения; что, нарушая закон, коим всякий член отделения обязан быть членом и Благородного собрания, они нарушают главную цель учреждения отделения; что 50 рублей никого не разорят, что прежде следовало это обдумать; что или тогда делали дурно, или теперь. Зачем не делать всякому, что он хочет? Хорошо, да зачем вы не говорили это при учреждении отделения? Вы сами разрушаете ваше творение. Много было крику, все остались недовольны, и большинство было незначащее. Теперь Английский клуб говорит: вот и доказали старшины отделения, что цель их не была нимало поддержать Благородное собрание, а только подорвать Английский клуб. После обеда учрежден еще новый закон – по предложению князя Юрия Владимировича Долгорукова, а именно: всякий член Благородного собрания может быть,