— Ты плачешь кровью и излечила человечество.
— И что? Я не статуя и не видение Девы.
— Нет, но однажды твой образ будет вырезаться из дерева, вышиваться на ткани и коваться из металла, — в его тоне звучала печаль и почтение. — Твое лицо станет объектом почитания и обожания. Ты будешь иконописным памятником исцеления женщин и матерью мессии нового мира.
Я ощетинилась, готовясь опровергнуть каждое его чертово слово.
— Предполагать, что кто-то вырежет мое лицо на чем-либо — это ужасно оптимистично, учитывая, что запрограммированные умы завладевают человеческой расой.
Рорк взглянул на сидевшего возле меня Джесси, затем отвернулся и сунул зубную щетку в рот.
— Он прав, Иви, — Мичио подошел ко мне сбоку и заправил мои волосы за ухо. — Я не думаю, что кто-то из нас готов обсуждать достоверность пророчества и роль этого ребенка в будущем. Но что бы ни случилось, тебя будут помнить.
Уф.
— Я этого не хочу.
— Скромная и свирепая, — тихо сказал Джесси в кулак, который он прижимал к своему рту.
— Я серьезно, — проворчала я. — Это бессмысленный разговор.
Мичио окинул меня задумчивым взглядом.
— Ты не видишь того, что видят остальные, Иви. Тебя окружает легкий свет. И это не просто что-то одно, это все внутри тебя. Это похоже на осязаемое свечение, которое исходит от тебя и вдохновляет других быть лучше. Ты можешь поднять мужчину с низшего дна его жизни, даже не прикладывая усилий.
— Ты судишь пристрастно, — я потерла свою руку, и мои глаза защипало. — Это в тебе говорит любовь.
Рорк сполоснул зубную щетку и передал ее Джесси. Затем повернулся ко мне и прижался поцелуем к моим губам.
— Ты делаешь это, хотя боялась, что никогда не сможешь это сделать, — он погладил ладонью мой живот, и его акцент рокотом перекатывал слоги. — Одно лишь это вдохновляет нас твердо стоять перед лицом ошеломительно громадного и монументального будущего. Ты понимаешь?
Я кивнула, когда его слова обосновались у моего сердца. Они восхищались мной за то, что я принесу дитя в этот брутальный мир, зная, как эта идея ужасала меня. Это по-прежнему меня пугало. Доводило до «О-Иисусе-какого-хера-я-творю?» ужаса. Но я делала это не одна.
Рорк опустил голову и поцеловал меня в губы. Его рот сладко и нежно ласкал меня. Звук того, как Джесси чистил зубы, стих, пока я искала ласки мятного языка Рорка, плавилась под его губами и отдавалась поцелую.
Он попробовал на вкус каждый дюйм моего рта, и я открылась для него, вдыхала его, лизала его с преданностью и страстным желанием. Его древесный запах был моим эликсиром, впитывавшимся в мою кожу и пробуждавшим мое возбуждение.