А теперь уже не осталось резерваций коренных индейцев. Никаких культурных предубеждений, если уж на то пошло. Некоторые религии, возможно, сохранились, но людей осталось так мало, что большинство верований наверняка канет в лету через одно-два поколения. Особенно если программирование Аймана успешно истребит свободу воли.
Сидя возле меня со скрещенными ногами, Мичио опустил вилку, и его взгляд как будто ушел в себя. Молодость отразилась на его лице, начиная от лишенной морщин оливковой кожи и густых черных волос и заканчивая симметричными чертами лица и безволосой коже вокруг полных губ. Я не была уверена, мог ли он отрастить волосы на лице, из-за чего выглядел еще моложе. Он мог легко сойти за двадцатилетнего или чуть старше, хотя он был самым старшим из нас — тридцать девять лет.
Я пихнула его плечом.
— Поцелуй за твои мысли?
Уголок его губ дернулся, хотя мягкие карие глаза окаймились розовым.
Он наклонился и прижался целомудренным поцелуем к моим губам.
— Я думал об Изабелле. Она любила эту группу.
Я ласково улыбнулась ему. Изабелла была его девушкой во время обучения в медицинском колледже и в последующие годы… пока не началась эпидемия. Однажды ночью в горах он сказал мне, что был слишком сосредоточен на своей работе, чтобы жениться на ней.
Потянувшись к его ладони, я переплела наши пальцы.
— Ты выглядишь опечаленным.
Он водил пальцами по коже между моих костяшек.
— Мне надо было отпустить ее, чтобы она вышла за другого, пока не… Теперь уже неважно.
Я жалела, что не говорила Джоэлу чаще, как я его люблю. Я жалела, что не проводила меньше времени в офисе и больше времени с Анни и Аароном. У всех у нас имелись сожаления. Легко было ставить под сомнение каждое действие, ведь задним умом все крепки.
Рорк потянулся через Джесси и выхватил телефон. Он пролистал список, и тут его большой палец помедлил, а брови подскочили на лбу.
— Dropkick Murphys? Вот это нечто.
Пока мы доедали пищу и переставляли пустые миски и бутылки из-под воды на стол, какофония бодрых барабанов, гитары и волынки гремела в комнате. Рорк подпевал своей хрипловатой мелодией панка, староирландской напевности и сексуального самодовольства.
Я любила его голос с акцентом и то, как мерцали его нефритовые глаза, когда он пел. Я любила, как его шорты натянулись на пахе, и тонкий материал подчеркивал форму его длинного члена. Я любила, какими твердыми были его мускулистые бедра, вспоминала, как они напрягались и прижимались, разводя мои ноги. Моя киска сжалась спазмом, отчего бесконечная ноющая боль усилилась.