Миша уже приготовился выйти за дверь, когда Леля открыла глаза.
– Вечером созвонимся? – хрипловатым ото сна голосом спросила она.
– Обязательно, – пообещал он, прекрасно зная, что они не успели обменяться телефонами.
«Прости, пап, но я тебя опять разочарую», – подумал Миша.
Леля снова сомкнула веки и заснула.
В среду Ласточкин вернулся с городского совещания и с порога заявил:
– У нас суицид.
– Что? – Михаил, который, чертыхаясь, составлял отчет, выронил авторучку. – Где?
«Если он скажет, что на Октябрьской…»
– Октябрьская. Двенадцатый дом. Там сейчас все – наши, с района, следователь, «скорая».
Под ложечкой нехорошо засосало.
– Кто?
– Парень какой-то, забыл фамилию. Скоро все выясним. Нам тоже отписываться придется. Проверка будет.
– Он точно сам?
– На первый взгляд, да. Но кто знает.
«Теперь смерти будут не только на моей совести», – прозвучали в голове слова Белкина.
– Надо, наверное, и нам пойти, – сказал Михаил, стараясь, чтобы голос звучал равнодушно.
– Я только что оттуда, – заметил Ласточкин. – Проверку не мы проводим, следственно-оперативная группа. Без нас разберутся.
– Ты же сказал, нам отписываться придется.
– Ага, и нам тоже. Им нужны будут результаты судебно-медицинского исследования, в наркологию и психушку запросы сделают, судимость проверят. А с нас – характеризующий материал. То бишь характеристика по месту жительства.
«Не бери в голову. Не ввязывайся», – предостерег внутренний голос.
– Давай я займусь, – игнорируя его, предложил Михаил.
– Что, Мишаня, надоело бумажки перекладывать? – усмехнулся Ласточкин. – Понимаю, сам такой был. Сходи, сходи. С соседями надо поговорить, с родственниками.
К дому, где жил умерший, Миша отправился через пару часов. Но перед этим открыл папку Белкина, посмотрел, что там есть на мужчину, живущего на Октябрьской, двенадцать, в шестидесятой квартире.
Белкин оказался настоящим педантом. Его документы содержались едва ли не в большем порядке, чем те, что Михаил с Ласточкиным подшивали для всевозможных отчетов.
Напротив номера квартиры указывались фамилии жильцов, даты рождения, а также все сведения, которые неутомимый Белкин считал нужным зафиксировать. Миша перевернул несколько страниц, чтобы добраться до нужного адреса.
Сведений было мало. Мыльников Артем Иванович восемьдесят первого года рождения. После смерти матери и развода проживал в квартире один. «Пьет», – написал Белкин, и это было все, что он считал нужным упомянуть о несчастном Мыльникове.
Как ни странно, это короткое слово немного успокоило Михаила. Нет ничего удивительного в том, что пьющий человек вдруг решает свести счеты с жизнью: мало ли, какие мысли роятся в затуманенном сознании! К тому же, вполне вероятно, никакой это не суицид: принял человек не того, что следовало, метиловый вместо этилового, или вообще средство для чистки раковин глотнул, не разобравшись.