В том, что они знают много интересного, можно не сомневаться. В том, что ничего мне не расскажут, тоже нет сомнений. Жаль, что СЛ не практикует пытки. Они бы очень помогли следствию. Сколько я тут пробуду, я предполагал? Пару дней? Ну-ну. Я успею привыкнуть к корыту.
Я съел остывший ужин и выпил чашку как бы чая – по сути, просто чуть теплую воду с плавающими на поверхности чаинками (служанка ушла, а возиться с плитой, чтобы вскипятить чайник, мне не хотелось). Дрожа от холода, ополоснулся ледяной водой и лег в кровать.
«Сколько непредвиденных трудностей возникло за один день, начавшийся в полдень. Страшно представить, что бы было, если бы я проснулся на рассвете – проблем успело бы скопиться вдвое больше», – думал я, лежа под одеялом и все никак не согреваясь. И столько вопросов. Но не следует формулировать их точно. Я давно усвоил – точность всегда подразумевает некую ограниченность. Ограниченность вопросов – ограниченность ответов, следовательно, легко пропустить что-нибудь важное, но изначально будто бы не относящееся к делу.
Моему унынию было достаточно и незначительного повода, чтобы затопить меня с головой. После столь неудачного дня поводов было предостаточно, особенно если учесть, сколько я пробродил, расспрашивая этих сволочных людей и слыша в ответ только презрительное молчание. Как будто это мой призрак и мои проблемы, в самом деле. И снова, как во множество дней и ночей прежде, я утонул в глухом, черном отчаянье, которое не мог объяснить и из которого не мог выплыть.
Проснувшись, я прокрутил в голове события вчерашнего дня. Что известно этим людям, которые упрямо молчат, прибегай я хоть к мольбам, хоть к угрозам? И лично Грольве Лаошу? Например, почему призрак для него она – кто «она»?
Хорошо. Пока они будут молчать, они будут умирать. Уверен, что первый труп – это только предвестник череды ожидающих их похоронных процессий. Хотя это не моя забота. Моя забота – как разобраться в происходящем, если для этого мне требуется информация, которую мне отказываются предоставить.
Для очистки совести я склеил из нескольких листов бумаги один большой, взял из очага уголек (карандаша не было, а стержень ручки писал слишком тонко и бледно) и начеркал им: «Если вам известно что-либо, что поможет расследованию, расскажите мне». Затем я приклеил лист снаружи входной двери. Его будет сложно не заметить.
Позавтракав на кухне, я крикнул служанку, прибирающуюся в комнатах, и велел ей приготовить самый лучший обед, какой она только умеет. «Да, господин Делеф», – ответила служанка. Я отпустил ее величественным жестом.