На этом фоне отношения Казахстана с Россией становятся всё более прагматическими. Участие Казахстана в Таможенном союзе немедленно было использовано множеством поставщиков для серого импорта товаров из Китая в Россию. Требования России усилить контроль на Китайско-Казахстанской границе привели к росту цен на китайские товары в самом Казахстане, что расценивается как негативный фактор даже руководством страны. Таможенный союз в целом сдерживает возможности Казахстана по увеличению оборотов торговли с Китаем, что также вызывает критику внутри Казахстана. В 2013 году Казахстан, несмотря на риторику, ввел ограничения на торговлю нефтью с Россией (в частности, запретил ввоз битумов, которые ранее в основном поставлялись из Омска) и переориентировался на Китай в плане переработки своей нефти. Параллельно Казахстан в одностороннем порядке повысил цены на газ, поставляемый в Россию в счет уже договоренных объемов, и существенно изменил планы поставок в пользу Китая. Заявления российских официальных лиц, выражавших уверенность, что Казахстан в этой ситуации столкнется с трудностями, остались как без ответа, так и без воплощения – Казахстан наращивает экспорт сырья и не испытывает внутреннего дефицита.
Китаизация Казахстана идет медленно. В стране всё еще действует закон о обязательном обучении трем языкам – русскому, английскому и казахскому, китайского в списке пока нет. С Китаем не отменен визовый режим, и 72-часовой транзитный безвизовый въезд, который Казахстан ввел для туристов из Китая, не сделал страну местом паломничества китайских туристов: в 2014 году зафиксирован пик посещений (228 тысяч человек)[503], и с тех пор каждый год поток туристов из Китая сокращался, достигнув в 2018 году 51 тыс. человек [504]. И тем не менее Китай готов спонсировать обучение 30 000 казахских студентов в год в своих университетах, в самом Казахстане это рассматривают как программу по китаизации будущей элиты [505].
Россия всё еще считается стратегическим партнером, в том числе в области безопасности, всё еще арендует Байконур, всё еще принимает более 1,4 млн трудовых мигрантов из Казахстана [506]. Однако, кажется, Россия уже больше зависит от этих отношений, чем сам Казахстан: последний медленно, но верно становится основным транзитером для поставок в Китай и для получения Россией газа и нефти из Средней Азии для перепродажи в Европу. При этом поддерживаемый США проект газопровода и нефтепровода по дну Каспийского моря может существенно ослабить и этот транзитный поток.
Ситуация с Казахстаном оказывается опасно схожей с украинской – тоже страна-сателлит, с большой русской диаспорой, компактно проживающей вблизи границ с Россией, с историческими и экономическими связями с Россией, важным стратегическим географическим положением (как в экономическом смысле – территория транзита, так и в военно-политическом – отличный буфер перед Китаем и неспокойными территориями мусульманских стран Среднего Востока), и тоже медленно уходящая из-под российского влияния. Бывший президент Казахстана Назарбаев загодя выбрал сценарий плавного транзита с назначением преемника и сохранением контроля за ситуацией в стране, поэтому в ближайшее время ждать политических проблем в Казахстане не стоит. Однако ангольский опыт показывает, насколько ненадежны бывают преемники, более того – преемнику тоже предстоит передавать власть. Можно было бы предположить, что в случае существенных неконтролируемых изменений во власти в Казахстане страна может стать ареной «агрессивной дипломатии» со стороны России по украинскому сценарию – с сепаратистским движением на севере, поддерживаемым Россией материально и технически, с экономической атакой, с масштабной антиказахской внутренней пропагандой – если бы не два принципиальных отличия Казахстана от Украины. Во-первых, экономика Казахстана существенно успешнее (подушевой ВВП примерно равен российскому, рост ВВП в 2019 году составил около 4,5 %, что очень неплохо для региона, находящегося между Россией в стагнации и Китаем, в котором рост замедляется)