. В 1966 году там проживал 31 % населения страны, в 1978 году – более 50 %
[570].
Реформы в первые же годы привели к быстрому росту экономики. Были созданы целые новые отрасли промышленности: металлургия, нефтехимия, судостроение, автопром – всё то, что последовательно блокировалось духовной элитой в течение конца XIX и начала XX вв. Доля промышленности в ВВП страны выросла с 27 % до 72 %, Иран к 1970 году стал 14-й экономикой мира [571], а Мохммед-Реза Пехлеви объявил, что целью реформ является достижение пятого места в мире по ВВП (эту цель он провозгласил аж на 40 лет раньше Путина). В 1976 году ВВП на душу населения (около 6,8 тыс. долларов США) был больше, чем в СССР, и в восемь раз больше, чем в Китае[572]. Забегая вперед, сегодня Иран – 29-я экономика мира [573], а уровень в 6,8 тыс. долларов ВВП на человека Ирану не удалось превзойти до сих пор [574].
Пехлеви был сосредоточен на абстрактной конечной цели – индустриализация, эффективность аграрного сектора, рост ВВП. Следствием реформ, которые финансировались за счет нефтедолларов в ущерб социальным программам и не предусматривали никакой поддержки населения, стала смена индустриальной палитры в государстве, в котором подавляющее большинство граждан до того либо работали на земле (их количество быстро сокращалось с внедрением новых методов земледелия и ростом импорта продуктов питания), либо были заняты ремесленным производством – последних вытесняли повсеместно создаваемые фабричные производства. Появление крупных обувных заводов ликвидировало кустарный пошив обуви. Развитие нефтехимической промышленности и местное производство пластмассовой посуды уничтожали гончарное ремесло. Развитие металлургии позволило наводнить рынок металлическим литьем и штамповкой и свело на нет деревообработку. Переселенцев из деревень и теряющих рынок ремесленников ждали организованные властями программы обучения, которые должны были подготовить их к работе на фабриках. Но оказалось, что уровень образования и у тех и у других, а также менталитет, сформированный в традиционной среде, не позволяли вчерашним крестьянам, гончарам, резцам по дереву, стеклодувам и кустарным ткачам успешно переучиваться. Образовательные программы не функционировали. На работу массово завозились иностранцы.
Иранские ремесленники и связанные с ними торговцы – «базари» были, несмотря на отсутствие значительных капиталов, хорошо структурированы в сети-корпорации, внутри которых недовольство изменениями быстро приводило к организованному протесту. Вчерашние крестьяне и сельские работники, даже мигрируя в города, сохраняли свою связь с деревней. Оттуда приходили плохие вести о невозможности конкурировать с импортными продуктами, о неэффективности обработки крохотных наделов, о развале устоявшейся цепочки создания стоимости, появлении множества безработных и нищих и росте преступности. В деревню из городов шли новости о невозможности найти жилье и работу, о дороговизне и шокирующем попрании основных принципов шиизма – разврате, неуважении к старшим, употреблении алкоголя, игнорировании молитв и постов, использовании сомнительных современных механизмов. Шах действительно был «либералом» – он пытался быстро воспроизвести европейскую модель и проводил светские реформы в образовании и правоприменении, дал женщинам право голоса, отменил ограничения в одежде.