– Что же ее так опечалило?
Я сглотнула комок, подступивший к горлу, сделала театральную паузу. Ну наконец-то. Мой шанс заронить мысль в его голову. Я уставилась прямо перед собой. Сосредоточилась, велела себе прослезиться – глаза сами увлажнились, велела слезам сделаться жгучими, пока все вокруг не расплывется. Меня саму немного удивило, до чего легко хлынули слезы. Я подождала, пока Родео не станет любопытно, пока он не посмотрит на меня.
И тогда я пожала плечами, энергично заморгала, чувствуя на себе его взгляд.
– Ей просто было одиноко, – сказала я, расчувствовавшись. – У нее вообще не было друзей. Она скучала по родным. Она была бы рада даже одному другу, даже маленькому другу. Даже просто домашнему животному. Но у нее никого не было.
Я вздохнула и отвела взгляд.
Несколько минут мы ехали молча, шины шуршали по асфальту автострады.
– Ну и? – сказал наконец Родео каким-то глуховатым, тревожным голосом. – Что было дальше? У нее все хорошо закончилось?
Я покачала головой.
– Не знаю, – сказала я, выждав полсекунды. – Даже не знаю. Одиночество – страшное дело.
Я подождала, пока он усвоит мои слова, а потом встала, снова вздохнула: – Пойду немножко почитаю.
Развернулась и пошла, медленно-медленно, к себе в комнату. Я не оглядывалась, но прекрасно знала: Родео, сидя за рулем, следит за мной в зеркало заднего вида, встревоженно насупившись.
Хорошо еще, что я повернулась к нему спиной. Ведь иначе он мог бы заметить, что я улыбаюсь.
Итак, я заронила в голову Родео мысль и до вечера дожидалась всходов. Время от времени снова готовила почву: роняла печальные вздохи, опускала глаза и вообще держалась понуро. Я чувствовала, что на Родео это действует. Ловила на себе его долгие взгляды: видно было, что он волнуется и недоумевает.
В тот вечер, уже в сумерках, мы заехали в продуктовый магазин, прикупить кой-чего к ужину. Родео пошел в туалет, выразительно поглядев на меня – «мол, я нескоро», так что я подсуетилась – купила несколько банок кошачьего корма и пакет наполнителя для кошачьего туалета, протащила в автобус, пользуясь случаем. Когда Родео вернулся, задумчиво теребя бороду, ни о чем не догадываясь, я уже припрятала запасы в своей комнате и опять стояла в овощном отделе, любовалась дынями.
Когда мы снова двинулись в путь, я ушла к себе и устроила маленькому Айвану настоящий дворец: в углу – обувная коробка с наполнителем, отгороженная футболкой на вешалке (для благопристойности и чтобы поменьше пахло); две пластиковые мисочки – с водой и с едой; удобная постелька в моей бывшей книжной коробке. Пока я все расставляла, Айван лазал по мне, принюхивался, терся об меня, нежный, как лань, и тихий, как мим.