Я стряхнула пыль с ресниц. Стиснула зубы. Выглянула из канавы, в которой стояла. Посмотрела в другую сторону. «Элла запомнит». Сделала еще три шага. И еще два. «Элла запомнит». Остановилась. Ноги утопают в пыли. Глаза смотрят вверх, ищут воспоминания о деревьях. И находят.
– Здесь, – прошептала я.
«Элла запомнит».
Вот я и здесь.
Здесь, где живет память. В точке между деревьями, в точке, где сестры и их мама встали на колени и зарыли сокровище.
Но я стояла в канаве, которая была мне по пояс. Мы закопали коробку не на такой глубине. Нет, яма была неглубокая. Даже не по колено мне теперешней: ее ведь рыли детские ручонки, неловко орудуя лопаткой.
Коробку уже откопали.
Я посмотрела на водителя канавокопателя – он стоял на своей машине и что-то мне говорил, кривясь от злости.
– Вы что-нибудь нашли? – спросила я у него.
Он перестал ворчать.
И спросил: – Чего-чего?
– Вы что-нибудь нашли? Когда копали. Вот тут, где я сейчас стою.
Он посмотрел на меня косо: типичный взгляд «из-за тебя весь день насмарку».
– Нашел несколько камней, девочка. А ну, вали отсюда. Я должен…
– И все? Вы больше ничего не находили? Ничего похожего на коробку?
– Нет, никаких коробок не находил. Послушай, ковш у меня большой, даже если целую микроволновку выкопаешь, не заметишь. А теперь давай-ка…
– А где земля? Где земля, которую вы отсюда выкопали?
Он показал на курган у края канавы, нависавший надо мной:
– А ты как думаешь?
Я обернулась, посмотрела на эту кучу земли. Она была намного выше меня. Она была бы намного выше моего роста, даже если бы я не стояла по пояс в канаве.
Я хочу сказать, куча была огромная.
Но это было все равно. В смысле, абсолютно все равно, без разницы.
Я начала рыть у подножия кургана обеими руками. Голыми руками. Перчатки мне были не нужны. И лопата тоже. Мне нужно было только одно – сдержать обещание.
– Стой! – заорал дядька и еще что-то добавил (наверно, чтоб я перестала, или чтоб унялась, или чтоб не путалась под ногами), но я не замедлила работу, не перестала, даже не обернулась – даже не пыталась ни отвечать, ни объяснять.
Земля поддавалась. Сыпалась в канаву мне под ноги, но сверху, на ее место, сыпалось еще больше, и я продолжала рыть толщу кургана.
Не останавливалась, чтобы перевести дух, или дать отдых рукам, или отшить сердитого крикуна, не останавливалась ни на долю секунды, пока чьи-то руки не схватили меня за плечи. Вцепились мне в руки сильно, но беззлобно, развернули к себе.
Я думала, что увижу того копа с сердитым взглядом, но это был просто какой-то дядька, дядька в грязных сапогах и с трехдневной щетиной на щеках. Он заглядывал мне в лицо, и вид у него был встревоженный.