Мы съехали на обочину. По-моему, где-то в Неваде. В тот вечер Родео гнал автобус, пока пустыню вокруг нас не посеребрил свет полной луны, пока небо не переполнилось звездами. Ехали мы не по какой-нибудь широкой федеральной автостраде, а по скромному двухполосному шоссе. Родео опустил стекло, и нас обдувал прохладный воздух пустыни. Радио молчало. Когда на встречной полосе не было машин – то есть почти всегда, – Родео гасил фары Яджер, и мы мчались сквозь ночь, и только луна указывала нам дорогу.
Так я и заснула: со всех сторон лунное сияние, ветер пустыни шевелит мне волосы, Родео что-то тихо мурлычет под нос.
Это было классно.
Но мое воспоминание – про другое.
Я проснулась от того, что Родео шептал мое имя, тихонько, взволнованно. Заснула я не в своей комнате, а свернувшись калачиком на кресле в передней части автобуса, привалившись к стеклу. Просыпаюсь: автобус стоит на месте, мотор молчит, в окна льется розовато-желтый свет.
Я моргнула, протерла глаза, попыталась сообразить, куда меня занесло.
Родео забрался с ногами на кресло в первом ряду, уставился за окно, и лицо у него было сонное, но глаза горели.
– Койот, – прошептал он снова, – смотри-ка.
Я подняла голову, выпрямилась, выглянула в окно, которое только что служило мне подушкой.
Автобус стоял на обочине грунтовой дороги. Наверно, Родео припарковался там, когда глаза у него начали слипаться.
Пустыня вокруг нас просыпалась, заря только-только потягивалась вдали, над красными скалами месы.[16]
Поначалу я ее даже не заметила. В глаза словно песка насыпали, а она умело растворялась в пейзаже. Но тут ее большие уши дрогнули, поворачиваясь на звук, и она словно бы сгустилась из воздуха прямо на моих глазах.
Самка койота. Стройная, как газель. Крапчато-бурая с проседью шерсть – на вид жесткая и шелковистая одновременно. Длинная, узкая мордочка, повернутая в нашу сторону. Внимательные, умные глаза, глаза дикого животного смотрели прямо на нас. Нет, не просто на автобус… Она смотрела на окно, за которым сидели мы, встретилась с нами взглядом.
– Твоя тезка, – шепнул Родео.
Она была, наверно, метрах в пяти от нас – просто стояла в зарослях полыни. Ее пушистый хвост свисал почти до земли, ребра, когда она дышала, то вздымались, то опадали, уши подрагивали и поворачивались. Она просто стояла, глядя на меня и Родео.
– Вот это да, – сказала я, улыбаясь.
Родео тоже улыбался, прямо жмурился от радости.
– Доброе утро, – пробормотал он, обращаясь не то ко мне, не то к койотихе, а может быть, к обеим.
И тут койотиха оглянулась на пустыню за своей спиной. Пригнула голову, пролаяла тихо, один раз.