– Но ведь я не могу спросить его, не так ли? – с досадой возразила Вайн.
Вообще говоря, губернатор Ледиз-Крейва поставил доктора Вайн управлять музеем и Святилищем. Фактически же она по большей части переложила повседневные дела Святилища на Клая.
– До чего же неприятная ситуация!
Старая песня.
– Мне приказано приглядывать за тридцатью очаровательными живыми реликвиями, но запрещено задавать им вопросы! Знания священников бесценны! Они по-прежнему таят секреты, которые могли бы перевернуть наше представление о боготоваре и о богах! Но нет, мы обязаны «уважать их личную жизнь, оставить в покое в их почтенные годы», – возмутилась Вайн с громким вздохом.
Собственно говоря, Вайн не имела права подсылать кого-то для бесед со священниками. Вот почему все было необходимо держать в тайне. Харка купили в качестве шпиона.
– Губернатор – идиот! – сочувственно поддержал он.
Харк обнаружил, что с доктором было легче общаться, когда она была не в духе. По крайней мере, было гораздо проще предугадать ее мысли. Когда она была спокойна и уравновешенна, он часто чувствовал, что она расставляет ему словесные ловушки и бесстрастно наблюдает, попадется он в них или нет.
– А священники легкомысленно продолжают умирать, – пробормотала Вайн. – По двое каждый год. И обычно именно те, кто обладал наиболее ценными знаниями. Даже здоровые на вид неожиданно спотыкаются и падают или простужаются, после чего простуда переходит в лихорадку, или вечером ложатся в постель, а утром не просыпаются. Вот почему каждый день на счету. Ты обязан найти архив до того, как Пейл-Соул умрет мне назло.
– Найду! – пообещал Харк. – Я работаю над этим. Вы должны довериться мне.
Вайн фыркнула.
– Я пока не в таком отчаянном положении, чтобы довериться тебе, – заметила она. Ее взгляд снова был веселым и бесстрастным. – Так что ты там задумал?
– О чем вы?
Харк заерзал, пытаясь определить, были ли слова Вайн завуалированным обвинением.
– Это простой вопрос. Я хочу знать, не сует ли мой любимец-хорек нос куда не следует.
– Ни в коем случае, – поспешно поклялся Харк.
Вайн сидела неподвижно и продолжала смотреть на Харка. Без улыбки. Когда она бывала такой, Харк не мог прочесть ее мысли.
– Помнишь золотое правило? – спросила она наконец.
– Я могу лгать любому сколько пожелаю, пока меня не раскроют, но ни за что не должен лгать вам.
Харк, разумеется, помнил правило. Оно вспыхивало в его сознании всякий раз, когда он чересчур расслаблялся в присутствии доктора.
– Если я солгу… вы отправите меня гнить на галерах…
– Верно, – подтвердила она, причем двигались только губы. Она почти не моргала – ждала.