Теперь оставалось то последнее, ради чего он полез в это болото. Михаил не помнил, как и от кого узнал о подложном наряде, почему догадался о причастности к этой махинации Алины - память вернула ему прошлое с изъянами. Но у него складывалось впечатление, что и до этой истории он подозревал Алину в махинациях с нарядами. Однако почему-то не решался поговорить с ней начистоту: то ли отмахивался от своих подозрений, то ли боялся нарушить тот непрочный мир, который еще удерживал их вместе. Наряд послужил толчком к объяснению, которое давно назревало и которое уже нельзя было откладывать. Наряд и конверт со сторублевками, который он обнаружил в ее сумке. Вначале Алина изворачивалась, потом все валила на Геннадия - дескать тот ее подвел. Когда же Михаил сунул ей под нос конверт с деньгами, она стала кричать, не выбирая выражений, и только получив затрещину, сникла, расплакалась, назвала Липницкого...
В купе вошла молоденькая проводница, начала собирать постельное белье. Задев Михаила плечом и бедром, смутилась, порозовела. Он невольно улыбнулся, но тут же погасил улыбку: вспомнил Лилечку - проводница чем-то походила на нее. Очевидно, молодостью и этим вот непритворным смущением. Подумал, что минувшей ночью, будь он понастойчивей, мог бы круто изменить свою судьбу, но быстро прогнал эту мысль. Есть чувства, над которыми мы не властны, пока не ослаб их накал, пока память выталкивает их на поверхность. Нельзя в одночасье перестать негодовать, считать себя униженным и виноватым только потому, что случай предложил тебе более приятное чувство. С ноля можно начинать лишь, когда за спиной ничего нет, когда память сама отреклась от прошлого...
За окном в сгущающихся сумерках замелькали дачные платформы приближался Киев.
В вокзальной сутолоке Михаил на какое-то время отрешился от своих мыслей. Люди спешили на трамваи, троллейбусы, в метро, а ему некуда было спешить - то, что оставалось сделать, не требовало спешки.
Вспомнил, как двенадцать лет назад впервые приехал в Киев, и толпа пассажиров вынесла его, как и сейчас, в привокзальную сумятицу. Михаил тогда еще не видел такой большой площади, роящейся людьми, автомобилями. Можно было подумать, что всех приехавших в этот город тотчас же охватывала боязнь опоздать, не успеть куда-то, что-то упустить, кого-то не застать. Это чувство не передалось ему: он был уверен, что те, к кому он приехал, будут рады ему и сегодня, и завтра. Ему было восемнадцать, многое виделось в розовом свете, а те небольшие сомнения, что не оставляли его всю дорогу, рассеялись без следа, едва он ступил на площадь. Было летнее погожее утро с нежарким ласковым солнцем, легким освежающим ветерком, веселыми звонками трамваев, которые, казалось, приветствовали его - молодого вихрастого парня в линялых джинсах, с рюкзаком на плече.