– Если разок нюхнуть, снова не подсядешь, малыш.
– Я знаю, что делаю.
– Они всегда знают.
Мигель взял пилку для ногтей.
Ли закрыл глаза: «Как это все надоело!»
– Э-э, спасибо, это было здорово. – Штаны Мигеля свалились к лодыжкам. Он стоял в бракованном пальто из плоти, которое из смуглого превратилось в зеленое, а потом побледнело в утреннем свете и упало, шариками раскатившись по полу.
Глаза Ли шевельнулись в веществе лица… резкий взгляд, холодный и мрачный…
– Убери все это, – сказал он. – И без того грязи хватает.
– Э-э, да-да, конечно. – Мигель принялся возиться с совком для мусора.
Ли спрятал пакет с героином.
Каждый третий день Ли не употреблял наркоту, то есть делал перерывы, совершенно… э-э… необходимые для того, чтобы вновь разгорелось пламя в его желто-розово-бурой студенистой субстанции, и при этом не подпускал к себе притаившуюся поблизости плоть. Поначалу его плоть была просто мягкой, такой мягкой, что его едва ли не навылет ранили пылинки, воздушные потоки и ворсинки на подкладке пальто, в то время как непосредственный контакт с дверьми и стульями не причинял, казалось, никакого неудобства. Ни одна рана не заживала на его мягком, ненадежном теле… Вокруг обнаженных костей вились длинные белые усики плесени. От пропахших плесенью атрофированных яиц по всему телу расползался пушистый серый туман…
Во время его первого серьезного заражения ртутная пуля, вылетевшая из закипевшего термометра, угодила прямо в мозг медсестре, и та с душераздирающим воплем упала замертво. Завидев это, доктор захлопнул стальные ставни выживания. Он приказал немедленно убрать загоревшуюся койку и ее обитателя из помещения больницы.
– Сдается мне, он сумеет выработать собственный пенициллин! – прорычал доктор.
Но та инфекция напрочь выжгла всю плесень… Теперь Ли жил, достигая различных степеней прозрачности… Невидимым он, строго говоря, не стал, но, по крайней мере, его было трудно разглядеть. Его присутствие не привлекало особого внимания… Люди, занятые своими делами, не замечали его или старались не замечать, принимая его за отражение, тень: «Это, наверно, оптический обман или неоновая реклама».
Ли уже почувствовал первые сейсмические толчки Доброго Старого Холодного Жара. Одним из усиков он мягко, но решительно вытолкнул дух Мигеля в коридор.
– Господи! – сказал Мигель. – Мне пора!
Он выбежал из комнаты.
Розовое пламя гистамина полыхнуло из раскаленной докрасна сердцевины Ли и охватило его чувствительную периферию. (Комната была жизненепроницаемой, железные стены покрылись пузырями и пятнами лунных кратеров.) Он принял большую дозу, нарушив свой график.