В 13 лет у него обнаружили опухоль мозга. Он пережил и операцию, и послеоперационную инфекцию, пошел на поправку. С помощью физиотерапии снова начал ходить, даже вернулся в школу, к своим друзьям и к прежней жизни. Потом потребовались еще операции, лучевая терапия, и организм его начал сдавать.
– Это случилось 25 лет назад, – сказала его мать. – Теперь он просто призрак того человека, которым когда-то был.
Теперь ему 43 года, больше пяти лет он не ходит. Почти десятилетие с трудом может выдавить из себя пару слов.
– Поначалу мы надеялись, что он поправится, но ему становилось все хуже и хуже.
За эти годы его осмотрело множество докторов – хирургов, неврологов, эндокринологов. Один начал лечение стероидами, и оно немного помогло. Помогли и гормоны щитовидной железы. Но ничто не могло остановить ухудшение его общего состояния или хотя бы объяснить причину.
Затем, чуть больше года назад, мать положила его в местную больницу для операции на ногах. За годы неподвижности мышцы и связки у него усохли и сжались. Операция была нужна, чтобы сделать его ноги более гибкими и подвижными.
– Но после операции все вообще покатилось под откос, – продолжала мать.
Через пару дней его начало рвать – пища не удерживалась в желудке. Любое прикосновение вызывало боль.
– Он не знал, какой сейчас день, не понимал, где находится. Не знаю даже, помнил ли он, кто я такая. Можно было положить ему на колени звонящий мобильный телефон, и он бы никак не отреагировал.
Она уже решила, что приближается конец. «Через два месяца после операции я привезла сына к семейному врачу, Дэвиду Шервуду», – рассказала она Эренкранцу. В их городке в Колорадо было всего три врача, так что он знал и мужчину, и его мать уже много лет. Его потрясли изменения, происшедшие с пациентом после операции.
– До этого я пару раз его осматривал, – рассказывал Шерман мне. – Он всегда выглядел примерно одинаково – слабым и больным, но сознающим окружающую действительность. Пускай он не мог выражать свои мысли, но точно все понимал. Ему не повезло с той операцией на мозге, и я думал, что причина в ней. Увидев его после последнего, совсем легкого вмешательства, я почувствовал, что из него как будто выпили все жизненные соки. И тут же решил, что что-то упускаю.
Пациента уже осматривали местные специалисты, поэтому снова направлять его к ним не имело смысла. Шервуд предложил матери отвезти сына на другой конец штата, к доктору Эренкранцу – эндокринологу, о котором недавно узнал.
Закончив рассказ, мать пациента с надеждой посмотрела на врача, к которому они так долго добирались. Пока она говорила, Эренкранц хранил молчание. Время от времени он бросал взгляд в толстую карту, которую она привезла с собой и в которой были описаны долгие годы болезни сына. Но в основном врач смотрел на пациента.