– Надо вытащить его оттуда! – бросил Брайс.
– Не могу! Эта хреновина не поворачивается!
Стрельба в камере прекратилась.
Послышались крики.
Паскалли отчаянно пытался справиться с ручкой, но она не поддавалась.
Хотя толстая, изолирующая дверь приглушала крики Харкера, они тем не менее раздавались достаточно громко и все усиливались. Воспринимаемые радиостанцией и воспроизводимые внутри скафандра, эти предсмертные вопли, по-видимому, казались просто оглушительными, потому что рядовой Паскалли внезапно приложил руки к шлему, как будто хотел заткнуть себе уши.
Брайс отпихнул солдата в сторону и обеими руками вцепился в длинную, похожую на рычаг ручку двери. Ручка не двигалась ни вверх, ни вниз.
Вопли внутри камеры то усиливались, то немного стихали, но с каждым новым их всплеском становились все громче и ужаснее.
Что, черт побери, оно там делает с Харкером, спрашивал себя Брайс. Кожу с него заживо снимает, что ли?
Он оглянулся назад, в сторону прилавков. Тал последовал его примеру и прямо по прилавку изо всех сил мчался сейчас ему на помощь. Генерал с еще одним солдатом, рядовым Фодором, бежали по проходу между прилавками. Фрэнк тоже вскочил на прилавок и стоял на нем, глядя в сторону торгового зала на случай, если заваруха вокруг холодильной камеры окажется всего лишь отвлекающим маневром. Все остальные сбились тесной группой около прилавков.
– Дженни! – прокричал Брайс.
– Да?
– Здесь есть хозяйственный отдел?
– Какой-то есть.
– Мне нужна отвертка.
– Сейчас, – ответила она уже на бегу.
Харкер издал еще один вопль.
Ужасающий, леденящий. Господи, такое может померещиться только в каком-нибудь кошмаре. Или в сумасшедшем доме. Или исходить прямо из ада.
От одного только этого вопля Брайса прошиб холодный пот.
Копперфилд подбежал к двери.
– Дайте-ка я попробую!
– Бесполезно.
– Пустите!
Брайс уступил ему место.
Генерал был крупным и мускулистым человеком – из всех, кто был сейчас в магазине, безусловно, самым крупным. Казалось, он способен вырвать с корнем из земли столетний дуб. Но, как он ни пыжился и ни напрягался, как ни ругался, стараясь повернуть ручку двери, он преуспел в этом не больше, чем до него Брайс.
– Чертов замок! Наверное, или сломался, или что-то погнули, – проговорил, с трудом переводя дыхание, Копперфилд.
Крики Харкера раздавались теперь непрерывно.
Брайсу вспомнилась булочная Либерманов. Та скалка на столе. И те руки. Отрезанные руки. Наверное, так, как кричит сейчас Харкер, и должен кричать человек, который видит, как ему отрезают кисти рук.
Копперфилд в гневе и отчаянии колотил в дверь кулаками.