– Ну, если мы в данном случае действительно имеем дело с каким-то внеземным созданием, – проговорил явно сомневающийся в этом Брайс, – то для представителя «высшего» разума оно чертовски кровожадно.
– Я тоже так подумала, – сказала Дженни.
– Нет никаких гарантий того, что существо, обладающее более высоким, чем у нас, интеллектом, обязательно будет миролюбивым и благожелательным к нам, – удивленно поднял брови Айсли.
– Совершенно верно, – подтвердил Аркхэм. – Почему-то все всегда думают, что пришельцы из других цивилизаций непременно будут обладать знанием, как можно жить в полной гармонии между собой и с представителями других миров. Но, как поется в той старой песенке, необязательно будет так. В конце концов, на пути эволюции человечество находится много дальше обезьян, но человек как род гораздо более кровожаден, чем самые агрессивные гориллы.
– Возможно, мы когда-нибудь и встретим такую внеземную цивилизацию, которая окажется дружелюбной и научит нас жить в мире, – сказал Айсли. – Возможно, они передадут нам знания и технологии, которые позволят нам решить все земные проблемы и даже отправиться к звездам. Хорошо бы, чтобы такое было.
– Но нельзя исключать альтернативу, – мрачно добавил Аркхэм.
Когда в Сноуфилде было одиннадцать часов утра понедельника, в Лондоне тоже был еще понедельник, но уже семь вечера.
Отвратительный дождливый день перешел в отвратительный дождливый вечер. Капли дождя непрерывно барабанили в окно крохотной кухоньки двухкомнатной квартирки Тимоти Флайта, располагавшейся в мансарде.
Профессор стоял перед столом и на разделочной доске готовил себе бутерброд.
Изрядно заправившись за счет Берта Сандлера во время того роскошного завтрака с шампанским, Тимоти потом не пошел обедать – ему просто не хотелось. Пропустил он и послеобеденный чай.
Сегодня у него были занятия с двумя студентами. Одного он натаскивал в искусстве анализа иероглифов, с другим занимался латынью. Сильно переев за завтраком, он во время обоих этих занятий чуть было не заснул. Неудобно. Но, с другой стороны, его ученики платили ему так мало, что навряд ли имели право выражать недовольство, если он – один только раз! – задремал посреди урока.
Профессор уже намазал кусочек хлеба горчицей и теперь клал на него тонкий ломтик ветчины и такой же тонкий лепесток швейцарского сыра. В этот момент он услышал, как внизу, в общем холле их дома с меблированными комнатами, зазвонил телефон. Он даже не подумал о том, что звонить могли ему. Ему редко кто звонил.
Но несколькими мгновениями позже раздался стук в дверь. Это оказался молодой индиец, снимавший комнату на первом этаже. С сильным акцентом он сообщил Тимоти, что его просят к телефону. Очень срочно.