– Значит, эти разбросанные клетки остаются неизменными, какой бы облик ни принимало это существо?
– Да. Или, по крайней мере, мне так кажется. Если бы оно, например, превратилось в собаку и мы бы взяли от этой собаки образец тканей на анализ, то во взятой пробе обнаружили бы в основном клетки собаки. Но по всей пробе были бы разбросаны эти специфические гибкие клетки с тройным ядром, и их присутствие служило бы доказательством, что на самом-то деле это вовсе не собака.
– Говорит ли нам все это хоть что-нибудь о том, как мы могли бы спастись? – спросила Дженни.
– Нет. Во всяком случае, мне ничего не говорит.
* * *
Остававшийся в чашке Петри комочек аморфной плоти снова превратился в паука. Паук растаял, и вместо него появились десятки крошечных муравьев, которые принялись ползать по дну чашки и друг по другу. Но они тут же слились воедино, и на дне чашки оказался червяк. Он извивался несколько мгновений и превратился в очень большую мокрицу. Та тут же трансформировалась в жука. И похоже, перевоплощения происходили с нарастающей скоростью.
– А как же мозг? – подумала вслух Дженни.
– Что вы хотите сказать? – спросила Сара.
– Ведь у этого существа должен быть какой-то центр, в котором сосредоточен его разум. Его знания, способности, все, что хранится в его памяти, – все это не может находиться в одиночных клетках.
– Скорее всего, вы правы, – сказала Сара. – У этого создания где-то должен быть орган, аналогичный человеческому мозгу. Разумеется, не такой же, как наш мозг. А другой, очень и очень от него отличающийся. Но с похожими функциями. По-видимому, этот орган управляет теми разрозненными клетками, которые мы видели, а уж они, в свою очередь, управляют бесформенной протоплазмой.
Ощущая растущее возбуждение, Дженни проговорила:
– У клеток мозга должна быть как минимум одна общая черта с теми клетками, что разбросаны в неструктурированной материи. Очень важная черта: они тоже сами никогда не должны меняться.
– Скорее всего, это именно так. Трудно представить себе, чтобы память, разум, логические функции могли сохраняться в тканях, не имеющих относительно жесткой и постоянной клеточной структуры.
– Значит, его мозг должен быть уязвим, – сказала Дженни.
В глазах Сары слабо забрезжила надежда.
– Если его мозг состоит не из аморфных тканей, – проговорила Дженни, – то в случае повреждения он не сможет восстановиться сам. Проткни в нем дырку, и эта дырка так там и останется. И мозг останется поврежденным. Если причинить ему достаточно серьезные повреждения, то мозг не сможет управлять аморфными тканями, из которых состоит тело, и оно тоже погибнет.