Лиза вздохнула и покачала головой, подчеркнуто театрально изображая разочарование и чувство безысходности.
– Если ты не заметила, Дженни, то могу сказать: пока тебя не было, я уже вполне созрела и больше не ребенок.
– Это я заметила, не беспокойся.
Они проехали поворот. Впереди лежал прямой участок дороги, и Дженни снова нажала на газ.
– У меня уже даже сиськи есть, – похвасталась Лиза.
– На это я тоже обратила внимание, – ответила Дженни, решив не дать сестре вывести себя из равновесия ее подчеркнуто откровенными заявлениями.
– Я уже больше не ребенок.
– Но ты еще и не взрослая. Ты пока подросток.
– Я молодая женщина!
– Молодая? Да. Женщина? Еще нет.
– Ха!
– Послушай. По закону я твой опекун. Я несу за тебя ответственность. А кроме того, я твоя сестра и я тебя люблю. И я буду делать то, что, на мой взгляд, будет лучше для тебя же. Я уверена, что лучше.
Лиза демонстративно громко вздохнула.
– Потому что я тебя люблю, – повторила Дженни.
– Значит, ты будешь такая же придира, какой была мама, – бросив на сестру злой взгляд, проговорила Лиза.
– Может быть, даже строже, – согласно кивнула Дженни.
– Жуть!
Дженни искоса посмотрела на Лизу. Девочка глядела в боковое окно машины, и поэтому Дженни видела только ее профиль. Но все-таки по лицу не было заметно, чтобы Лиза сердилась по-настоящему. И губы у нее не были надуты, скорее уж они непроизвольно стремились растянуться в улыбке.
«Детям необходимы строгие правила, понимают они это сами или нет, – подумала Дженни. – Дисциплина – это выражение любви и заботы. Главная трудность в том, чтобы не навязывать правила и дисциплину жесткими, грубыми методами».
Переводя взгляд снова на дорогу и немного разминая лежащие на руле руки, Дженни проговорила:
– Могу сказать, что я разрешу тебе делать.
– Что?
– Я разрешу тебе самой застегивать туфли.
– Ну да?! – Лиза подмигнула ей.
– Разрешу принимать ванну в любое время, когда тебе только захочется.
Не в силах больше выдерживать позу оскорбленного собственного достоинства, Лиза захихикала:
– А есть, если мне захочется, ты мне позволишь?
– Безусловно, – широко улыбнулась Дженни. – Я тебе позволю даже убирать за собой по утрам постель.
– Ах, какая вольница! – проговорила Лиза.
В этот момент девочка казалась даже еще младше, чем была на самом деле. В теннисных туфлях, джинсах и свободной, как носят на Западном побережье, блузке, не в силах сдержать смех, Лиза выглядела сейчас особенно милой, хрупкой, нежной и ужасно беззащитной.
– Друзья? – спросила ее Дженни.
– Друзья.
Дженни была удивлена и обрадована той легкости, с которой она и Лиза общались друг с другом во время этой долгой поездки на север от Ньюпорт-Бич. Все-таки, несмотря на кровное родство, они были практически чужими людьми. Дженни была на семнадцать лет старше Лизы – ей уже исполнился тридцать один год. Она уехала из дома, когда Лизе не сравнялось еще и двух лет, за полгода до того, как умер их отец. На протяжении всего того времени, что она училась в медицинском колледже, а потом проходила практику в пресвитерианском госпитале при Колумбийском университете в Нью-Йорке, Дженни постоянно приходилось очень много работать, к тому же она была слишком далека от дома, чтобы более или менее регулярно видеться с матерью и Лизой. Потом, закончив обучение, она вернулась в Калифорнию с намерением открыть собственный кабинет в Сноуфилде. В течение двух последних лет она трудилась изо всех сил, чтобы обзавестись надежной врачебной практикой в самом Сноуфилде и нескольких других таких же небольших городках, разбросанных в горах. Недавно умерла их мать, и только тогда Дженни пожалела о том, что у нее не сложились более близкие отношения с Лизой. Может быть, теперь, когда они остались вдвоем, они смогут как-то восполнить то, что было упущено в прошлом.