Да. Он прав. Толя мне сказал примерно то же самое. Но как же звук? Мне не показалось, он отличался. В стенах есть пустоты. Может, это оттого, что здание старое и стены обваливаются помаленьку? Тогда нужен не ремонт, а эвакуация.
Сразу вспомнился фильм Быкова «Дурак», и я представила, что это я бегаю по зданию и ору как полоумная, чтобы все спасались бегством, потому что дом вот-вот обрушится, и меня же потом «благодарные» жители избивают ногами.
Я потрясла головой. Фильмы учат. Теперь, если я получу такую информацию, я сбегу одна. И плевать на остальных.
* * *
Всего через час после ухода Пунцова приехал Толя. С извиняющейся улыбкой он всучил мне большой пакет.
— Это тебе. Прости за вчерашнее, я погорячился.
Я открыла пакет и обнаружила там маленький симпатичный рюкзачок, меховой, в виде медвежонка.
— Ой!
— Взамен твоей порвавшейся сумки.
У меня проступили слезы умиления, на которые, как мне казалось, я уже была неспособна. Какая прелесть. Он считает меня маленькой девочкой. Впрочем, я же его тоже иногда считаю мальчиком, так что мы квиты. Тем более рюкзак мне понравился, хоть это и явно был не мой стиль, так что, может, Толик и не был так не прав.
— Спасибо. Право не стоило.
— Стоило. Ты же из-за меня ее порвала, так старалась вернуть мне деньги.
Мы хихикнули, обнялись и расцеловались. Правда, в щеку, но дальше мне идти уже не хотелось. По крайней мере сейчас.
Я налила ему чаю, мы расселись за небольшим столом.
— Как прошел остаток ночи?
— Нормально. — Я рассказала, что приходил Степан Степанович и заверил меня, что никаких пустот и потайных ходов в здании быть не может.
— Я же говорил тебе!
Я не стала пререкаться и просто сменила тему.
Вскоре телефон снова позвонил. Только это был не Борис. У телефона был выход в город, да и из города можно было позвонить. Я-то номера не знала, но наверняка он был в любом справочнике и, скорее всего, в Интернете, иначе как объяснить, что какая-то женщина, судя по голосу, страшная пьянчужка, так легко меня нашла, да еще и назвала по имени.
— Анна?
— Да, — настороженно отозвалась я. — Слушаю.
— Это вы работаете теперь вместо Сударышевой и расследуете убийство мальчугана? — Она произносила фразы с таким трудом, точно читала текст с листочка и сама до конца не понимала смысл произнесенного. Как зубрилка на уроке литературы. Оттарабанила стих Пушкина и с чувством выполненного долга вернулась за парту. Только вот у школьниц не бывает таких пропитых голосов, совсем уж в редких случаях, если пить начинали в семь лет и несколько раз оставались на второй год.