— Значит, мы потерялись?
— Боюсь, что так. Прости, Дуари. Я был так уверен, что мы найдем «Софал» и ты скоро будешь вне опасности! Во всем виноват я, мои глупость и невежество.
— Не говори так. В темноте прошлой ночи никто не смог бы угадать, в каком направлении он идет. Может быть, мы еще найдем море.
— Даже если найдем, боюсь, будет слишком поздно, чтобы обеспечить твою безопасность.
— Что ты имеешь в виду — «Софал» уйдет? — спросила она.
— Есть и такая опасность, разумеется. Но больше всего я боюсь снова попасть в плен к тористам. Они наверняка будут обыскивать берег поблизости от того места, где они обнаружили нас вчера. Они не настолько глупы, чтобы не догадаться, что мы постараемся добраться до «Софала».
— Если нам удастся выйти к океану, мы можем спрятаться от них, — предложила она, — пока им не надоест нас искать и они не вернутся в Капдор. Тогда, если «Софал» все еще будет поблизости, нам все-таки, может быть, удастся спастись.
— А если его не будет, тогда что? — просил я. — Ты знаешь что-нибудь о Нуболе? Есть ли возможность найти в этой земле какой-нибудь дружественный народ, который поможет нам вернуться в Вепайю?
Она покачала головой.
— Я почти ничего не знаю о Нуболе, — ответила она, — но то немногое, что мне известно, звучит плохо. Это малонаселенная земля, которая простирается (как считают) далеко в Страбол, жаркую страну, где люди не могут жить. Здесь полно диких зверей и человеческих племен. Вдоль побережья разбросаны поселения, но большинство их было захвачено или уничтожено тористами. Те, которые не попали под власть тористов, для нас столь же опасны, потому что их обитатели воспримут любого незнакомца как врага.
— Перспектива невеселая, — признал я, — но мы не сдадимся. Мы найдем способ спастись.
— Если кто-то и может это сделать, я уверена, что это ты, — сказала она.
Похвала Дуари обрадовала меня. За все время нашего знакомства она сказала мне, не считая этой, только одну приятную фразу, но впоследствии отреклась от своих слов.
— Я смог бы творить чудеса, если бы ты только любила меня, Дуари.
Она высокомерно выпрямилась.
— Я запрещаю тебе говорить об этом, — сказала она.
— За что ты ненавидишь меня, Дуари, меня, который всегда нес тебе только любовь? — вопросил я.
— Я не чувствую к тебе ненависти, — ответила она, — но ты не должен говорить о любви дочери джонга. Быть может, нам придется находиться вместе много времени, и ты должен усвоить, что я не должна слушать слов любви ни от одного мужчины. Любые наши разговоры — это грех, но обстоятельства делают невозможным поступать иначе.