Скажите мне, чем бы я помог моей Изабелле, если бы меня тоже схватили и заточили в башню? А теперь я на свободе и все сделаю для ее спасения.
Сначала мне надо было все хорошенько обдумать. Я нисколько не сомневался в том, что случившееся – происки Карла. Он приходился дальним родственником кардиналу и несомненно воспользовался связями, чтобы свести с нами счеты. Тем более что поводов для этого предостаточно. Ведь в мое время не слишком хорошо относятся к ученым. А если говорить точнее, то просто не любят. И зачастую преследуют. С недавних пор кардинал развернул настоящую травлю всех алхимиков и астрономов. Нам, алхимикам, еще не так тяжело, поскольку слуги кардинала побаиваются лезть в наши лаборатории (вдруг что-нибудь воспламенится или отравит их). А вот астрономам совсем тяжко приходится. Их подзорные трубы и прочие приспособления то и дело отнимают или попросту ломают.
Итак, сомнений у меня не было. Карл нашептал на ухо кардиналу, что мы с Изабеллой изобретаем философский камень и вообще колдуем. За эти дела у нас карают смертной казнью, мучительной и принародной. Теперь моей красавице грозит ужасное пребывание в тюрьме и еще более ужасная погибель.
Долго думал я, сидя в полном одиночестве. Впрочем, нет. Рядом со мной был верный Пат, который без слов понял весь ужас происходящего и теперь преданно смотрел мне в глаза, ожидая приказаний. Но что я мог ему сказать?
Любой план спасения – а их я продумал десятки за несколько часов – казался мне ничтожным и глупым. Да, пожалуй, это так и было. Ведь мне доподлинно известно, что из башни Дардиллии еще никому не удавалось выбраться живым.
Неожиданно мне попались на глаза мои старые тетради с учеными записями. Они хранились у меня много лет, еще с университетских времен. Я вспомнил, что когда-то целый год корпел над чертежами и формулами, пытаясь создать машину времени. Даже поделился своими планами с одним самым уважаемым профессором. Однако тот попросту поднял меня на смех и заявил, что я страдаю бредовыми идеями. Будто бы некий прославленный философ и изобретатель научно доказал, что создание машины времени невозможно. Я был молод, горяч и легко раним. Слова профессора настолько глубоко врезались в мое сознание, что с того дня я не раскрывал моих чертежей. Однако по какой-то причине все же не выбросил их.
И вот я открыл старые тетради и углу бился в изучение своих давних проектов. Вероятно, я сделал это от отчаяния. Как утопающий хватается за соломинку, так я схватился за эту призрачную идею, интуитивно чувствуя в ней возможность спасения. Каково же было мое удивление, когда я понял, что чертежи необыкновенно грамотны, обоснования смелы и убедительны!