Бедная девушка или Яблоко, курица, Пушкин (Беломлинская) - страница 16
Он то меня не любил. У меня такая горькая доля — быть женщиной, которую именно что заводят, как КОЗУ или КОШКУ — потому что умная, талантливая, хорошо одевается… Иногда для кого-то и желанная — конешно я покрыта такой аккуратно- белой кожей — ничего во мне нет физически раздражающего. А любовь — это, наверное, все же некое раздражение — вот и не любят. По крайней мере, такие — какие мне нравятся…
Но — как то мы все же сосуществовали, и пару раз в неделю он наклонял надо мною свои зеленые глаза, но однажды все это кончилось — странно и случайно, и настолько ничьей волей — ни его и ни моей, что мне пришлось в очередной раз признать, что все мы тут — в этом спектакле — только очередные режиссеры, а время от времени на сцене появляется ГЛАВНЫЙ.
Помимо одежды, кухни и музыки, Яппи конешно создали и свой стиль интерьера — на мой взгляд, совершенно отвратительный — это магазин ИКЕЙЯ — все эти черно-белые предметы, сделанные из «формайки» (ученое название «ламинат» — чтоб не так обидно было) и всяких алюминиевых железок. Тоже минимализм — но предельно холодный — синтетический.
У Ярмолы был именно такой дом — на черном столике возле дивана стояла лампа, сделанная из каких то черных проволочек — сооружение хрупкое и довольно безобразное.
Он разговаривал по телефону в спальне, а я только что пришла и села с каким-то журналом на диван, потом встала, неловко повернулась и своротила эту несчастную лампу на пол. И она, честно признаюсь, слегка рассыпалась. Ну, кусков на пять. И светить перестала! Ярмола выскочил из спальни и начал дико орать:
— Ты всегда все крушишь на своем пути! Еще удивляешься, что я тебя в гости не беру! Неуклюжая, как слон! Ты знаешь, сколько эта лампа стоит? Убирайся отсюда к чертовой матери!
Я молча поднялась и стала зашнуровывать ботинки — мне окончательно стало ясно, что он меня не любит. Он орал минут пять, я уже справилась с ботинками и пошла в прихожую, надевать пальто. Ярмола — обыкновенный вспыльчивый еврей-скандалист, не хуже моего любимого дедушки- матроса — тот вечно шкафами кидался и прочей мелкой мебелью. И когда я надела пальто, он уже отошел и решил оправдаться:
— Ну ладно, ладно… да развяжи ты свои ботиночки. Ну извини… извини, я — вспыльчивый… Но ты знаешь, сколько эта лампа стоит? Она триста баксов стоит! Мне теперь придется новую покупать!! Триста баксов — это большие деньги!!!
Последнюю фразу он уже кричал мне вдогонку — я надела пальто и побежала из квартиры прочь. Собственно говоря, вопль о том, что 300 баксов, это большие деньги, призывал меня вернуться и отнестись к, устроенной им истерике, с пониманием. Все мои мужчины — на самом деле — хорошие, а я — мало того, что неуклюжая, но еще и полная сука и эгоистка. Я его совершенно не пожалела и вернуться не захотела. Вышла из подъезда и решила, что больше я сюда, на 27- ю улицу, угол 3-ей авеню, в квартиру №17 — никогда не приду. Не любят меня там — нечего и ходить. В конце концов, мужчин в городе полно — уж такого то который только ебет и ничем больше в жизни не помогает, я себе всяко найду. Вот, например — прямо за углом на 14-й, угол 4-й живет точно такой же…