О ПЛАВАЮЩИХ И ПУТЕШЕСТВУЮЩИХ
Я приходила к нему два раза в неделю. Мы немножко курили (без этого он давно уже не мог сотворять любовь), потом ложились в постель и это было удивительно хорошо — я чувствовала, что внутри у меня — Питер — все его шпили и адмиралтейская игла, все его камни, и кони на Аничковом, все его голуби (ну вот же их голос: полу-клекот — полу-стон) и все подворотни.
Потому что Ярмола — это Ярмола, он — свой, он был с Хвостом в Салихарде и в эфедрине, он был с Курехиным в начале Поп Механики, от него пахнет Питером — корюшкой, плесенью и болотом — ну как же такого его не любить?
И когда он со мной, то я КАК БУДТО снова дома. Тут нужно много этих КАК БУДТО:
Вот моя работа — маленькая студия на углу 8-й и 30-й, американская девушка — хозяйка, мы с Иркой и четверо грузин, сбежавших от гражданской войны — брат и сестра, и еще, брат, и сестра — все из тбилисской Академии Художеств.
Ирка из Мухи, еще по Питеру моя любимая подруга (я ее сюда и выдернула), а я вот после Театрального — Постановочный факультет. Все мы называемся гордо «Художник-дизайнер тканей» и рисуем в основном абстракции для дорогих мужских рубашек — это легкая и приятная работа, и нам с Иркой кажется, что мы КАК БУДТО в мастерской в Мухе или в Театральном или в Академии — шесть столов, диван, кактус, кофеварка, по пятницам мы пьем и грузины поют. Хозяйка дала нам всем ключи, и мы работаем, когда нам удобно, а она с 9-и до 5-и — в это время работают клиенты- заказчики. Как будто…. Но дружить с грузинами не выходит — они слишком вписались в этот новый мир — говорят все время о деньгах или о том, что увидели в телевизоре. Ну и о еде, конешно — это уж обязательно. Хозяйка с ними дружит и почти всю работу отдает им, а нам — остатки. Ну, как- то концы с концами сводить удается.
Мы с Иркой говорим по-прежнему только о любви и о книжках, а книжки мы себе выписываем по почте (как положено провинциальным барышням из старинной России, из той предыдущей Дореволюции), выписываем на двоих и по очереди читаем. КАК БУДТО мы дома — на Петроградской. Я — на Ораниенбаумской, а она за углом, на Гатчинской. Утром мы просыпались и созванивались — у кого будем кофе пить? Счастье ненормированного рабочего дня…
Она меня и провожала. Все, что угодно я могла предположить, уезжая в Америку «навсегда», но только не продолжение этих безумных кофеепитий — тут в Нью-Йорке.